— Что-о?..

— Это только догадка, сохрани нас Мать. Темнеет. Айт скоро придёт…

Когда сумерки совсем сгустились — а в горах это происходит так быстро, — Катя всё-таки переложила котёнка в корзину и внесла в дом, поставила у порога и открыла дверь, рискуя выстудить комнату. Ей пришлось почти переступить через волчицу, и вся волчья стая по-прежнему была где-то рядом.

Он пришёл совсем скоро.

— Привет, моя, — сказал так же ласково, спокойно, как обычно.

Не подошёл обнять, просто посмотрел, и тут же безошибочно нашёл взглядом корзину с котенком. Присел на корточки, разглядывая неожиданного гостя, потом положил на колено и осмотрел, повертел в пальцах круглую подвеску и взглянул на Катю.

— Турей проверяла на клеймо?

— Она сказала, что клейма нет. Тебе уже всё рассказали, да? Турей?

— Нет, волки. Я говорил, эти куматы рады не ставить клеймо, если удаётся. Моя, расскажи теперь ты, что случилось?

Её короткий рассказ он выслушал внимательно. Уточнил:

— Говоришь, раны были свежими и кровоточили?

Катя кивнула.

— Знак на амулете мне незнаком. Возможно, кумата поймали значительно раньше, где-то вдоль дороги. Просто раны уже открывались заново, когда начинался спонтанный оборот. Раны мешают, вот и не получается.

— Но ты не уверен, что это вообще… оборотень?

— До конца — нет, не уверен. По запаху не различишь. Просто ты описала яркие признаки. И судя по всему, жить ему недолго, если не доставить к их знахарям.

— Это она. Кошечка.

— Вот это мне точно без разницы. Собирайся, моя. Возьми платье для храма и хлеб. У нас с тобой, выходит, много дел на эту ночь.

— Мы поженимся сегодня ночью?!

— Да. Но сначала придётся повозиться с твоим котом.

— Данир, а зачем это нам вообще в храм? — осторожно спросила Катя. — Мы и так вместе. Благодаря кольцу айи Лидии все и так считают меня твоей женой. Я не понимаю.

— Пока доверься мне. Только так я могу дать тебе полные права. Я хочу быть уверен, что ты защищена, что бы ни случилось. Жаль, но нам уже пора перебираться в замок.

— Данир, но… — она сама не очень понимала, почему ей хотелось возражать.

Было беспокойно. Хотя… тут вообще беспокойно, даже после грога Турей.

— Я этого хочу, — с нажимом сказал Данир. — Пожалуйста, моя…

— С возвращением, айт Данир, — Турей зашла и поставила на место полные ведра. — Вы всё-таки собираетесь в храм сегодня? Доброго пути и большого счастья вам! А про котёнка что скажете? Это… кумат?

— Что сказать? — хмыкнул Данир, кивнув. — И везёт же мне на кошек последние дни. Как никогда…

Опять они ехали на лошади в окружении волчьей стаи. Данир посадил Катю перед собой, котёнка в корзине пристроил за спиной, а платье, завернутый в холст хлеб и остальные мелочи отправились в седельные сумки. Теперь тропа круче забирала вверх, потом вниз и снова вверх, лошадь шла медленнее, и не было даже луны в небе, лишь янтарно-зелёные огоньки возникали по разные стороны, исчезали и опять появлялись — глаза волков, Катя уже успела к ним привыкнуть. Один раз она испугалась и вскрикнула от неожиданности, когда внизу посреди тьмы шевельнулись и потянулись к ним какие-то белёсые то ли щупальца, то ли руки.

— Тихо, — Данир прижал её голову к своему плечу. — Не смотри вниз. Доверься мне. Я немного маг, всё будет хорошо.

— Что это было? — она попробовала глянуть в пропасть, на ту белую непонятность, чтобы разглядеть и успокоиться, но ладонь Данира заслонила ей глаза.

— Не надо. И не шевелись, не дёргайся. Тут нельзя пугать лошадь.

— Что это?..

— Это туман, моя. Просто туман. Мы на дольде, — он говорил тихо, его губы были возле самого её лица. — На древнем языке это значит «медленная тропа». Здесь не торопят лошадей. И не пугают их.

И она замерла, стараясь не шевелиться. Услышала, как в корзине завозился и заскулил котёнок, но быстро притих…

Место, куда они в конце концов прибыли, сначала показалось небольшой деревней. С десяток низких строений, ещё несколько высоких, с конусообразными крышами — за глухим забором. Окованные железом ворота, фонарь над воротами. Волки… волков не было. Они отчего-то отстали.

— Что это? — Катя недоумённо оглядывалась.

— Кошачье святилище. Женский храм.

— М-м?.. — Катя мысленно поздравила себя с собственной недалёкостью.

Надо было расспросить Турей про местную религию, ещё со слов айи Лидии было понятно, что тут это есть и это важно. Но святилище — кошачье? Серьёзно?..

— Есть женские храмы, есть мужские. Это условно. Храм Отца и храм Матери. Мужчины заходят в женские храмы по особым праздникам. Хотя строгого запрета и нет. Но в храмы куматов волки не заходят… — он не то усмехнулся, не то оскалился, во всяком случае зубы блеснули.

Он подошёл к воротам и громко постучал. Фонарь качнулся, заметались тени. И котёнок словно понял, что что-то происходит, заскрёбся и жалобно мяукнул. Ответа пришлось подождать.

— Кто том? — донеслось с той стороны.

— Открывай, кошка! — крикнул Данир. — Я Данир Саверин, хозяин Манша. У нас важное дело.

— У волков не может быть здесь дел, тем более ночью. Уходи, волк, — спокойно сказал мелодичный, звучный женский голос.

— Открывай! — Данир стукнул кулаком в дверь. — И поговорим! Ты откроешь мне ворота!

Катя не могла поверить: всегда спокойный, умный, выдержанный Данир теперь вёл себя зло и глупо! Вместо того, чтобы быть вежливым и объяснить суть проблемы.

Кажется, за воротами посовещались.

— Айт Саверин, с всем нашим уважением, ты не можешь войти в святилище. Твоя волчица тоже не может. Чти обычай, айт.

— Айя, послушайте, — крикнула раздосадованная Катя, — У нас тут котёнок, точнее, кумат, ему нужна помощь! Откройте, пожалуйста!

Ответом было долгое молчание.

— Не вмешивайся, — Данир больно сжал ей руку, но попросил своим обычным голосом, а не тем, которым говорил с женщинами из храма. — Они должны открыть мне ворота. Это моя земля. Иначе я сейчас разнесу их белым пламенем.

— Нет, волк, — тут же донёсся ответ. — Чти обычай, или ответишь перед Матерью. Это святилище. И я вижу, что у тебя нет сил на белое пламя! — и это уже был другой голос.

— Данир, пожалуйста, — тихонько взмолилась Катя, — попроси их, объясни всё! Не надо разносить. Тут же котёнок… ребёнок!

— Про исчезновение ребенка мы бы знали, — тут же ответил голос. — Чего вы на самом деле хотите, айт и айя?

Данир принюхался, его ноздри затрепетали. И он засмеялся: