Одомашнивание медоносных пчел произошло еще на ранних стадиях развития сельского хозяйства, благодаря чему практически отпала необходимость в систематических поисках меда. Хотя ульи медоносных пчел можно без особых проблем держать у себя на ферме, все же эти насекомые остаются небезобидными и агрессивными, поэтому требуется распыление дыма и применение других методов, чем в основном занимаются взрослые, которые контролируют пчел (и мед). А более миролюбивые виды остаются уязвимыми для всех тех, кто ищет легкодоступное сладкое лакомство, и до недавнего времени деревенские дети были хорошо знакомы с особенностями их поведения. Знаменитый французский энтомолог Жан-Анри Фабр своим увлечением насекомыми обязан не книгам или занятиям в университете, а наблюдениям за школьниками, крадущими сладкие запасы из гнезд пчел-каменщиц. Один распространенный в Японии вид пчелы-каменщицы известен среди местного населения под названием Mame-kobachi, что означает «соево-мучная пчела». Дело в том, что японские дети сравнивают вкус медового теста с кондитерскими изделиями на основе соевой муки, смешанной с медом. Ну а шмели были даже более привлекательной мишенью, считалось, что ради их скудных, но вкусных запасов жидкого меда можно было и стерпеть несколько укусов. На протяжении XIX в. налеты на шмелиные гнезда являлись обычным детским занятием и даже нашли отражение в стихотворениях, наподобие этого стишка из сборника для маленьких девочек и мальчиков:

Данная практика оставалась распространенной по крайней мере до 1909 г., когда в статье, подбивавшей детей к наблюдению за пчелами в качестве школьного научного проекта, появились следующие строки: «Вчера утром один мальчик пришел ко мне в кабинет, чтобы рассказать о крупных шмелиных гнездах, которые разорили другие мальчишки, и о том, сколько меда они там нашли… Если и есть в округе насекомое, о котором обычный мальчик из сельской местности или небольшого городка знал бы все, особенно в пору цветения красного клевера, то это шмель[125]».

В конце XX в. так или иначе ситуация изменилась. Сам я в 1970-е гг., хоть и был «обычным мальчишкой не из крупного города», не имел ни малейшего представления о местных пчелах. Ни разу мне не приходилось добывать пергу из гнезд пчел-каменщиц или участвовать с друзьями в рейдах на шмелиные гнезда. Когда нам хотелось чего-нибудь сладенького, мы, как и прочие дети, покупали конфеты. Из-за доступности рафинированного сахара и изменений, произошедших в жизненном укладе, дети моего поколения, даже интересующиеся природой, уже не стремились отыскивать пчел. Теперь же, будучи биологом средних лет, я неожиданно для себя понял, что хочу наверстать упущенное. И, когда мой сын достиг возраста, при котором дети хадза начинают учиться добывать пропитание, оказалось, что у меня есть соучастник.

«Я слышу пчелу!» — выкрикнул Ноа, отрывая взгляд от своего экскаватора. Как и многие маленькие мальчики, Ноа был неравнодушен к игрушечным грузовикам и всякого рода землеройным машинам и в течение последнего часа упорно разравнивал участок глинистой земли напротив моего кабинета. (А работаю я в расположенном на территории сада переоборудованном сарае, который мы прозвали Енотовой хижиной в честь его бывших жильцов.) Я был безмерно рад, что пчела способна отвлечь его внимание от этого занятия, а вообще мы уже несколько дней ждали, когда хоть одна из них появится.

Мы оба неподвижно следили за тем, как пчела полетела за угол хижины и принялась исследовать крыльцо. Начала с отверстия от сучка в обшивке стены, а затем поднялась к навесу над крыльцом, время от времени тычась в узкий карниз, который я пристроил для гнезд ласточек. Пчела снова спустилась вниз и теперь приближалась к странной штуковине, прибитой к решетчатому ограждению крыльца… я затаил дыхание. Мы с Ноа надеялись, что наш весьма оригинальный деревянный ящичек окажется привлекательным для пчел, как и для ласточек — оберегающий от дождя карниз. Прошлые наши попытки оказались неудачными, и в этом сезоне мы разработали новую модель: старый резиновый сапог с отрезанным носком, служащий входным тоннелем, ведущим внутрь деревянного ящичка через отверстие в его стенке. Носок сапога был крепко-накрепко соединен с ящиком, а зияющее отверстие голенища призывно направлено в сторону садовых деревьев. Примерно посередине между навесом и ограждением пчела на мгновение зависла в воздухе. Затем, словно притянутая неким магнитом, полетела прямо к сапогу.

«Это Bombus?» — нетерпеливо спросил Ноа, употребив латинское название, часто звучавшее в нашей семье, которая все больше и больше становилась помешанной на пчелах. Я кивнул ему в знак согласия. Распознавание пчел обычно куда сложнее: наколотые на булавки насекомые изучаются под микроскопом, поскольку требуется хорошенько рассмотреть жилки крыла, обратить внимание на длину хоботка и в некоторых случаях — на гениталии самцов и микроскульптуру их поверхности. Но раз вы имеете дело с летающей пчелой, то я из опыта могу подсказать одну хитрость: если на вас шерстяная шапка, две фланелевые рубашки и жилет-пуховик, то вы определенно видите перед собой шмеля. Немногие насекомые так же хорошо приспособлены к прохладной погоде и способны какое-то время производить сокращения крыловых мышц, не задействуя сами крылья, чтобы генерировать таким образом тепло в грудном отделе, разгоняя его по всему мохнатому телу с прекрасной теплоизоляцией. Данная способность позволяет им достичь температуры тела, подходящей для полета в различных погодных условиях, и, насколько я знаю, никакое другое насекомое не будет летать в столь ветреный день. А так как на дворе всего лишь второе марта, я понял, что это, скорее всего, шмелиная царица, только-только пробудившаяся после зимовки и, несмотря на холод, ищущая место для образования новой семьи.

Глухое жужжание указывало на то, что пчела уже пробиралась по сапогу внутрь ящичка. Я попытался представить себе, как она движется в темноте и обнаруживает наши разнообразные приманки при помощи обоняния и осязания: вату, чтобы устлать гнездо, и небольшую чашу размером с наперсток, заполненную медом из кипрея. Британский энтомолог Фредерик Уильям Ламберт Слейден свои ящички обычно наполнял буквально всем подряд, от сорванных травинок до измельченных льняных волокон, и даже умудрялся кормить пчел с помощью пипетки. Он собственноручно лепил для них горшочки для меда из расплавленного воска с использованием «деревянной палочки с закругленным концом, предварительно смочив ее водой»[127]. Его книга «Шмель, биология и способы одомашнивания» (The Humble-Bee: Its Life History and How to Domesticate It, 1912) является пособием номер один для любого начинающего пчеловода, занимающегося разведением шмелей рода Bombus, и изобилует подобными идеями, изложенными столь же подробно. За сотню лет со времени ее издания в английском языке отошли от обозначения шмелей словом «humble-bees» и более старой вариации «dumbledores», знакомой сейчас разве что фанатам Гарри Поттера. Но мы продолжаем разводить этих насекомых. Некоторые энтомологи называют их плюшевыми мишками в мире пчел. Как и медоносные пчелы, некоторые виды шмелей стали важными опылителями растительных культур, разводимых в промышленных масштабах. Особенно хорошо шмели себя проявляют в так называемом опылении вибрацией, или соникации (sonication), когда они создают крылышками вибрацию нужной частоты, чтобы вытрясти пыльцу из сложноопыляемых цветков, например томата (мы это еще обсудим в главе 9). Если бы Слейден был еще жив, то первый его вопрос, адресованный нам с Ноа, касался бы не научных успехов в изучении шмелей, а нашего мудреного приспособления с использованием сапога.