Главная особенность нашего гнездового ящика, помимо приделанного к нему сапога, заключалась в наличии прозрачного окошка из оргстекла, встроенного в потолок. Сняв деревянную крышку, мы могли видеть все, что происходило внутри, не беспокоя его обитателей (и тем более не вынуждая их улететь). Первое время мы наблюдали копошение в слое ваты. Это была шмелиха, обустраивавшая все на свой вкус. Я быстро вернул крышку на место и сказал Ноа, что нам несколько дней не следует заглядывать туда, пока она там не устроится. Если повезет, то скоро она начнет сооружать восковые горшочки с медом, и когда-нибудь ящик загудит от множества работающих крыльев. Однако вскоре после этого с крыльца Енотовой хижины я услышал иные звуки — характерную трескотню домового крапивника. Когда я осмотрел ящик, то обнаружил, что пчела исчезла, а сапог наполнен прутиками[132] — основой для гнезда крапивника, который в конечном счете будет выкармливать там выводок из шести крикливых птенцов. Я люблю птиц, и поэтому старался философски отнестись к этой неудаче. Ноа же был вне себя, объявив всему племени крапивников войну на все времена за свержение нашей драгоценной царицы. В довершение всего мы узнали о том, что крапивники совершили еще один налет на местную популяцию пчел — в конце сезона, когда мы извлекали их прутико-перьевую конструкцию из сапога, то обнаружили изящную чашечку, облицованную войлоком из пуха, явно добытую из разгромленного гнезда пчелы-шерстобита!

Несмотря на то что крапивники сорвали нам все планы относительно первой шмелихи, мы с Ноа по крайней мере кое-что вынесли из этого горького опыта. К приходу очередной весны мы запаслись на местной барахолке старыми сапогами всех фасонов и видов, а также чайниками, лейками и флягами — по нашему мнению, достаточно широкий выбор мест для жилья, чтобы и крапивникам угодить, и заманить очередную шмелиху. В некотором роде мы использовали одну очень давнюю хитрость, с помощью которой привлекались медоносные пчелы, адаптировав ее для шмелей. Когда традиционные охотники, такие как хадза, добираются до гнезд диких пчел внутри деревьев при помощи топора, они часто потом заделывают поврежденные стволы камнями или глиной в надежде, что пчелы впоследствии будут поселяться там вновь и вновь. (Подобные отреставрированные гнезда вдвойне выгодны людям: во-первых, известно место, где они находятся, во-вторых, если пчелы туда снова заселятся, людям легче будет такое убежище снова вскрыть.) Первые африканские пчеловоды просто пришли к следующему логическому шагу: для привлечения роя диких медоносных пчел устанавливали пустые колоды в подходящих местах. Данная практика все еще имеет место во многих сельских районах, благодаря чему несколько популяций африканских медоносных пчел постоянно оказываются в полуодомашненном состоянии, что выглядит довольно примечательно.

Медоносные пчелы способны роиться всюду, где пчелиная семья могла бы достаточно разрастись, чтобы появились новые матки, после чего семья делится, порой более одного раза в год. Шмелей же можно привлекать разве что весной или ранним летом, когда матки только выходят на поверхность и пытаются устроить гнезда. Такое несовпадение сезонных циклов имеет свои глубокие корни и объясняет многие различия между этими двумя близкими родами пчел. Медоносные пчелы возникли в зоне с тропическим и субтропическим климатом, где круглый год бурлит жизнь в гнездах с огромным населением, которому для поддержания порядка необходима весьма сложная форма социальных взаимоотношений. Шмели же со своей стороны всегда обитали в умеренном климате и приспособлены к жизни в краях с суровыми зимами, где лучшей стратегией выживания является зимняя спячка маток. Их биология лишний раз подчеркивает скоротечность периода активности: рабочие особи переходят от одних обязанностей и социальных ролей к другим, что необходимо для поддержания производительности гнезда в течение очень короткого сезона. Альпийские шмели или те, что живут в арктических регионах, вынуждены пройти полный жизненный цикл за считаные недели. Такая унаследованная быстротечность в том числе объясняет, почему у нас с Ноа так мало единомышленников во всем мире по части приручения шмелей. Поскольку медоносные пчелы в эволюционном плане настроены на круглогодичную активность, мед они производят в огромном количестве, которого хватает для обеспечения десятков тысяч рабочих особей в самую разную пору: в засуху, при резком похолодании, в период муссонов и даже на случай низкой интенсивности цветения растения. Шмели тоже делают мед, и он не менее вкусный. Но они производят его слишком мало, только чтобы хватило для прокорма нескольких десятков особей в редкий дождливый день.

C приходом весны погода на нашем острове улучшилась, и мы с Ноа возлагали большие надежды на сапоги и чайники, которые распределили по всему саду. Однако на всякий случай я начал читать все, что только мог найти, об отслеживании пчел. В тех краях, где не было медоуказчиков, охотники и собиратели додумались ловить рабочих пчел на цветках, чтобы приклеивать к ним лепестки, листочки или даже перья — в результате их становится проще заметить в полете и появляется возможность выследить их гнездо. Также неплохо еще и хорошенько прислушаться. По имеющимся данным, охотники за медом из живущего в лесах республики Конго племени мбути полагаются исключительно на слух, и каждый в отдельности способен обнаружить от двух до трех гнезд за раз по доносящемуся из них жужжанию, причем в нескольких шагах от своей стоянки. Подобная статистика меня обнадеживала, потому как если шмели откажутся поселиться в каком-либо из предложенных «ульев», то в течение сезона мы уж точно сумеем найти способ отыскать их гнезда. Как оказалось, на деле все было не так просто.

Ранней весной два солнечных дня порадовали нас тем, что мы впервые в этом году смогли понаблюдать за пчелами, но потом вновь пошли дожди, и даже несколько бурь с холодом и ветрами обрушились на наш остров. После холодной сырой зимы погода, казалось, и не собиралась особо меняться, оставаясь недружелюбной даже для тех из нас, кто родился и вырос на тихоокеанском северо-западе Штатов. Пчелам же было гораздо хуже, чем нам. Рано пробудившимся от спячки шмелихам приходилось расходовать драгоценный запас энергии в прохладной среде, в которой практически и цветка не найти. Изо дня в день мы находили мокрых потрепанных шмелей, вцепившихся в редкий крокус или нарцисс, который не побоялся распуститься в такой холод. В конце концов погода наладилась, однако столь неудачное начало года имело свои негативные последствия. Из всех наших импровизированных «ульев» только в одном обнаружили раннюю шмелиху — матку с черно-оранжевым кончиком брюшка, которая заползла в сапог на крыльце Енотовой хижины, но погибла недалеко от входа в сам ящик, как и многие другие, став жертвой голода, холода и сырости.

Но, к счастью, шмель шмелю рознь. Как хорошо было известно Сильвии Плат, шмелиная матка, выбравшаяся из гибернакула, является не просто зачинательницей, но и продолжательницей. Численность, состояние и здоровье весенних шмелих всецело зависит от того, насколько благоприятным или неудачным было прошедшее лето. В конце каждого сезона старая матка, рабочие и трутни умирают, возлагая свои надежды на нескольких особей, которым повезет выжить. В экономических терминах Бернда Хайнриха молодые перезимовавшие матки являют собой остаточную прибыль, обеспечивая продолжение рода в результате всех усилий и растительной энергии, которые были в них вложены сородичами. Новые матки, а также трутни, с которыми они спариваются, появляются в конце сезона в том количестве, которое может позволить себе колония. Гнездо, плохо обеспеченное провизией либо зараженное болезнями или паразитами, может в итоге остаться без единой оплодотворенной матки. А в период изобилия колонии разрастаются до такой степени, что их могут быть сотни. Преуспевающие колонии способны обеспечить своим царицам больше корма, благодаря чему более крупные и здоровые матки лучше переживают суровую зиму или слишком холодную весну. Кроме того, шмели научились подстраховываться. Различия в сигналах, которые выводят их из спячки, не позволяют всем шмелиным маткам из одного поколения пробудиться одновременно — такая вот страховка на случай плохой погоды, непредсказуемости цветения или иных возможных неприятностей. Ближе к разгару сезона мы с Ноа заметили больше шмелих, а потом обнаружили и рабочих особей тоже, это означало, что гнезда были заложены где-то поблизости. Наша первая попытка их разыскать началась с короткой прогулки до курятника.