«Кого эта распутница пустила в свою опочивальню?» — взъярился ревнивый Усама, для которого до сих пор амурные похождения Далии оставались тайной.

Выбив ногой дверь, он ворвался в спальню как раз в тот момент, когда Чувак, голый и злой, выбрался из-под балдахина.

Они сразу же узнали друг друга! Чувак и думать забыл о сумасшедшем бородаче, зато Усама не раз вспоминал своего врага, сопровождая это воспоминание самыми страшными ругательствами, на какие был способен.

Чувак был потрясен видом разъяренного Усамы, а тот, в свою очередь, был убит наповал видом голого Чувака.

— Сначала твоя собака обоссала меня, потом ты чуть было не лишил меня зрения, а теперь ты обесчестил мою женщину! — завопил Усама. — Так сдохни же, презренный шакал!

Чувак ничего не понял из сказанного. Во-первых, в гневе Усама, незаметно для себя самого, перешел на родной язык, а во-вторых, Чувак был не так глуп, чтобы мешкать в подобной ситуации. Наплевав на приличия и условности, он, как есть — нагишом, выскочил в окно, удачно приземлившись на четвереньки, и дал стрекача.

Усама подбежал к окну и четыре раза подряд выстрелил в спину бегущему, держа револьвер обеими руками, но ни разу не попал. Тогда он перевалился через подоконник, неудачно упал на четвереньки, но тут же вскочил на ноги и бросился вдогонку за Чуваком, вопя на бегу:

— Никуммак! Хаволь! Элиф аир аб тизак!

Голый Чувак бежал по улицам Катарсиса, ничуть не комплексуя по поводу своего вида, точнее говоря, не заморачиваясь отсутствием одежды и обуви. Он спасал свою жизнь, и делал это со всей ответственностью и без всяких скидок на отсутствие спортивной экипировки. Хотя он бежал босиком, Усама с самого начала сильно отстал от него, и разрыв между ними понемногу увеличивался.

«Отвянь, урод!» — подумал Чувак, оглядываясь в очередной раз на Усаму и мельком отмечая удивление на лицах прохожих.

Он начал петлять по улицам и переулкам, но впопыхах потерял ориентацию в пространстве, заложил круг и выскочил из-за угла прямо на Усаму, опешившего от неожиданной удачи.

Чувак среагировал моментально: развернулся и помчался обратно, но теперь разрыв между ним и Усамой сократился до минимума.

«Не буду стрелять, — решил Усама. — Догоню, свалю с ног, свяжу, заберу с собой и буду медленно резать ножом. Долго-долго».

Однако в этот момент с ближайшей пальмы на него прыгнула собака. Так ему показалось в первый момент. Но оказалось, что это была обезьяна. Она вцепилась ему в бороду, и ее никак не удавалось освободить. Превозмогая боль, Усама наконец-то освободил бороду, но маленькая бестия устроилась у него сзади на плечах и лапами закрыла ему глаза.

Наконец ему удалось отодрать от себя обезьяну и стукнуть ее по голове рукоятью револьвера. Обмякнув, та упала к его ногам. Усама чуть было не растоптал ее со злости, но вовремя опомнился. «Это, должно быть, та самая обезьяна, о которой говорил Мустафа, — догадался он. — Надо взять ее с собой и проверить, будет ли она слушаться пульта».

Подняв обезьяну одной левой рукой, он прижал ее к себе и продолжил преследование, моля Всевышнего о том, чтобы обезьяна не очнулась раньше времени. Ведь бежать с царапающейся и вырывающейся обезьяной в сто раз тяжелее, чем с обезьяной в отключке. Он почти потерял надежду догнать нечестивца…

Чувак окончательно оторвался от погони, но продолжал бежать в том же темпе, ритмично покачивая из стороны в сторону обнаженным пенисом. Навстречу ему попалась брюнетка в синем платье с белым кружевным воротничком, выдававшим ее принадлежность к Союзу воинствующих матерей.

— Распутник! Эксгибиционист! — заверещала брюнетка, однако Чувак уже был далеко.

Петляя по городу, он добежал до своего трейлера, заперся в нем и рухнул на пол…

Истеричка в синем платье по инерции пыталась преградить дорогу Усаме, но бородач отшвырнул ее с такой силой, что та рухнула навзничь. «Ну ладно, нечестивец, — подумал Усама, дрожа от ярости, — узнаю, где ты живешь, и пошлю братьев. Тебе не уйти от моей мести… И Далие тоже».

Усама вернулся к особняку Далии, надеясь застать ее дома и пристрелить на месте. Однако та уже неслась к мексиканской границе на своем «Эксплорере», выжимая из мощного двигателя все, что только возможно. На заднем сиденье лежала сумка, в которую Далия впопыхах побросала все самое ценное — шкатулку с драгоценностями, косметичку, две пачки стодолларовых банкнот и несколько паспортов экзотических государств, выданных на разные имена и фамилии, но с одной и той же фотографией Далии. Больше всего она радовалась тому, что ей удалось сбежать от Усамы. И немного жаль было, что не удалось порезвиться с рыжим Чуваком.

Собирая вещи, Чувак старался передвигаться по трейлеру так, чтобы не мелькать в окнах. Кто знает, вдруг тот психованный бородач выследил его и затаился снаружи? Или пошел за подмогой и явится с минуты на минуту, чтобы разнести его дом на колесах в клочья? Чувак был уверен, что это произойдет очень-очень скоро. Надо было торопиться.

Сборы проходили в атмосфере подавленности и предчувствия беды. Если ты привыкаешь разъезжать повсюду в доме на колесах, то одновременно привыкаешь и ко всему барахлу, которым этот дом забит. Удобно всегда иметь все необходимое под рукой, и очень трудно решить, что из этого тебе необходимее всего…

— Жаль, что технику придется оставить, — с грустью сказал Чувак, включая в последний раз любимый телевизор. — Вот если бы у нас был автомобиль…

— Ав! Ав! Ав! Ав! — громко пролаял Чамп, имея в виду: «Если бы у нас был автомобиль, то нас бы тут давно уже не было!»

— Ты прав, Чампи, но я просто рассуждаю сам с собой. Это помогает успокоиться, взять себя в руки и принять адекватное решение. Вот чего не хватает в этом гребаном Катарсисе, так это адекватности. Кругом одни уроды и психи.

— Ав!

— Наш капитал — шестьдесят два доллара. С такими деньгами нечего и думать о покупке автомобиля.

— Ав-ав!

— Согласен, нам надо рвать когти и залечь на дно. Найти себе подходящую берлогу и переждать, пока пыль не осядет. — Незаметно для себя Чувак перешел на гангстерский жаргон, так хорошо знакомый ему по голливудским фильмам. — Если мы останемся здесь, то нас непременно замочат, причем очень скоро.

Чамп выразительно посмотрел сначала на холодильник, а потом на хозяина.

— Ладно, ты прав, холодильник мы оставим, но кто сказал, что мы должны оставить пиво?

Собравшись, Чувак не стал выключать телевизор. Он свернул из одеяла и подушек куклу в человеческий рост и усадил на диване перед экраном. Затем отыскал в куче одежды на полу галстук и повязал кукле на шею — для правдоподобия. Надел плащ и сунул в карман темные очки. Через полминуты Чувак и Чамп пустились в бега, причем сделали это по всем правилам. Вначале на улицу выскользнул Чамп, которому предстояло оценить обстановку. Спустя пару минут он вернулся и тихо поскребся в дверь, подавая сигнал Чуваку. Тот повесил на плечо сумку, в которой находилось снаряжение, полученное от Хэллса, револьвер, банки с пивом и немного одежды — две чистые футболки, почти чистые джинсы. И, как всегда, надел свой любимый длинный плащ.