– Ичан, – вдруг позвал Волод. – Что это?

Он указывал на широкий подобный столу камень, перед входом. На камне лежали грубо сделанные металлические инструменты, какие-то примитивные украшения, посуда, отдельно длинные узкие осколки стекла обмотанные тряпками с одного конца. Рядом с камнем стояла тяжелая колода из скального дерева. К колоде приделаны веревочные петли, цепи с обручами. Волод узнал орфовский ошейник, характерную узду склизла.

– Что это, Ичан? – Повторил Волод. – Похоже на алтарь. Как в степи у пирамиды, помнишь? А это будто привязь для животных… или… Смотри, на колоде отпечаток руки… Кровь.

– Плевать! – резко сказал Ичан. – Идем…

Дум! От резкого удара вылетела дверь. Из помещения вырвались клубы черного дыма и длинный пылающий язык синтека. В стремительном броске синтек летел прямо на Волода. За быстрое мгновение Волод почему-то очень отчетливо увидел сочащиеся углистым жаром широкие поры, лепестки пламени, срываемые быстрым летом, и раскаленный в красных прожилках тестяной кулак, нацеленный ему в лицо. Фактор действовал не раздумывая – рука сама собой схватила узкую зубчатую полосу стекла с алтаря и рубанула взбесившуюся биомассу против движения. И еще раз поперек языка и еще раз, и еще… Рассеченная без малейшего сопротивления, только что казавшаяся каменной квашня упала на землю, остатки языка опали, куски распластались, корчась и сворачиваясь от пожирающего их изнутри жара. Синтек не гас. Он прогорал насквозь, оставляя за собой только едкую жгучую пыль.

Два дня Волод и Ичан шли по улицам, пробирались через здания, двигались по направлению указанному стрикой. Два дня все было спокойно – ни хищных бестий, ни дикарей, ни людоедского синтека.

На исходе второго дня сделали большой привал. Накануне в подвале дома наткнулись на лежбище одичавших склизлов, добыли свежатинки. Теперь готовили мясо, валялись в тихом дворике на травке.

– Благодать стивенова! – Ичан растянулся во весь рост, распустив пузо, закинул руки за голову, блаженно щурился на солнышко. – Неужели отвязались напасти…

– Не совсем.

– Что? – Ичан скинул голову.

От окружающих домов к разведчикам шли люди. С кривыми копьями, гнутыми луками, корявыми секачами из разномастного металла. Дикари, человек двадцать. Те, что два дня назад загнали друзей в заброшенный научный центр.

– Да что же это такое! Стивен Милостивец! Будет нам покой когда-нибудь или нет!

– К бою, Ичан.

Дикари встали полукругом. Оружие держали наготове, но на друзей не направляли. Минуту висело настороженное молчание.

Заговорил самый высокий из варваров, видимо вождь.

– Мы столковались вас закоцать. Отдать Опаре Заботнице. А вы сдернули от кормилицы. Вы пожгли ее. Пожгли? – варвар вопросительно посмотрел на друзей. И ответил за них сам. – Пожгли. Заботница умирает. Горящая вонючка и пепел травонули ее значит. Кто будет нам хавку давать? Кто бестиков коцать? Кто градских гадов шугать?

– Кого? – удивился Волод. – Каких градских гадов?

– Таких как вы. Гадов градских подлючих. Таких, что сказали вас коцануть сразу, а не гнать к Опаре Заботнице. Как будто нам ее кормить не нужно. Вы, гады градские, к нам редко ходили, а теперь что? Без Опары повадитесь, поди.

Волод и Ичан переглянулись.

– Чтоб дальше не бакулить, – продолжил варвар, – покацаем мы вас. А что? За дело ить, не просто так! Только эта, больно сильно вы бьетесь. Наших в прошлом разе посекли сильно, а бойцов у нас не до отвалу. Так что, чтоб долго не маяться, вы как-то эта… не противьтесь, что ли. Особенно вон тот, толстый. Чего зекаешь, ты самый трудный. Может ты как-нибудь сам себя или что…

У Волода и Ичана даже рты раскрылись от такого предложения.

– Вы сбрендили или что? Мозгой гикнулись? – переходя на, как ему показалось, настоящий варварский диалект ответил Ичан. – Хрена мы дадим себя покоцать! Мы вас самих щас отправим к вашей жареной Опаре на нулевой километр! Ну! Подходи, кому жить – плевать!

Ичан выхватил палаш и кинжал, закрыл собой Волода. Волод вскинул самострел.

– Не хотите, значит полюбовно… Лады, – варварский вождь, выглядел искренне разочарованным. Он поднял голову к небу и прокричал:

– Жги, Басёк! Как они нам так, то обратно и мы им.

Дикари резво раздались в стороны.

Волод и Ичан недоуменно озирались.

– Чего они Волод?

– Не знаю… Нам бы в дом юркнуть.

– Зеленый ворох! Перекрыли все…

Над двором зависло невнятное напряжение. Все чего-то ждали. Чего-то опасного, но явно запаздывающего к своему собственному появлению.

Первым устал ждать вождь.

– Чего тама, Басёк! Жги уже!

С крыши дома напротив свесилась кудлатая башка Басея.

– Заело! Шас сопло продуем!.. Ага! Готова! Жгем!

Вместо башки появился широкий ствол, направленный во двор.

– Это огнемет! – Крикнул Волод. – Врассыпную!

По его команде врассыпную бросились все, включая самого дикарского вождя, ибо представить в какую именно часть двора ударит струя из вековой древности огнемета, предсказать было невозможно. Но огнемет не ударил.

Во дворе вдруг появился маленький кривобокий человечек. Человечек поднял руку вверх, выставив ладонь так, будто затыкал огнеметное сопло и одновременно прикрывал раскинувшийся под ним двор. Потом, не обращая внимания на суету и беготню, заметно хромая, он пересек двор и подошел к пытавшемуся спрятаться под дверным козырьком Володу. Человечек взял Волода за руку. Повел его. Взял за руку Ичана.

Человечек выразительно посмотрел на вождя. Под этим взглядом дикарь смутился, замялся, отворотился и развел руками. Человек вздохнул. И повел Волода и Ичана со двора.

Проходя мимо потупленного вождя, Волод тихо спросил, кивнув на человечка:

– Кто это?

– Джохи, – хмуро ответил вождь. – Он везде ходит.

Теперь искателей Крома вел Джохи.

Джохи вел Волода и Ичана уже больше недели. Два дня шли поверхностью Города, потом задавленные диким зверьем и хищной растительностью, спустились в катакомбы. Сначала тут было поспокойнее. Они прошли подземные кварталы, опустошенные синтеком, и вступили в полосу, где как и наверху резвилась опасная живность, но теперь уже подземная. Здесь оставались еще глубинные водоемы и реки, вокруг которых кишели охотящиеся друг на друга растения и животные. Казалось, тут все организмы приспособлены только к тому, чтобы пожирать, пожирать, пожирать.

Ядовитая плесень растворяла увязших в ней цибиков, цибики рвали и высасывали ложноножками мясистые стебли коготяр, которые пробивали шипами панцири подкаменных грызов и высасывали их, оставляя только хитиновые оболочки. Грызы слизывали плесень, разрывали цыбиков, рвали коготяр, и растворялись в едкой слюне плевунов. Продолжать этот плотоядный ряд можно бесконечно. В условиях ограниченных ресурсов каждая тварь стремилась убить другую и насытится чужой плотью.