Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родом был из Сибири, там и проживала его бывшая вместе с сыном. Кроме ежемесячных переводов, общения не было – жена давно вышла замуж, сына растил другой человек, да и вообще: «Не лезь в нашу жизнь! И деньги твои поганые нам не нужны!»
«Дура, – комментировал он, – как была идиоткой, так и осталась». В К. остался отец – мать умерла. Но и с отцом отношений не было – не мог простить ему ухода из семьи и раннюю мамину смерть.
Потом и отец умер.
Однажды честно признался:
– Баб было не море – океан. Но… сама понимаешь, какие это были бабы!
Она пожала плечами.
– Не понимаю. А какие?
Он посмотрел на нее и вздохнул.
– Дворняжки! Стало понятней?
– А почему? – удивилась она.
– Так было проще, – жестко отрезал он, – они свое место знали и на большее не рассчитывали. Пояснил?
Она кивнула. Понять поняла, но удивилась. Странно, когда красивый, умный и успешный мужик обходит стороной нормальных женщин. Комплексы, что ли? Боязнь завязать нормальные человеческие отношения? Страх перед браком – ведь, если что, придется делиться. Или снова страдать.
Он был и понятен ей и совсем непонятен. Понятно было – провинциал с амбициями. Не дурак, это видно. Несомненно, везунчик. Человек жесткий и не слишком сентиментальный. С большой раной в душе – измена жены, пьющий отец, смерть матери.
Все так. Вроде бы ясно. Но… Иногда, когда она лежала с ним в одной постели и слушала его спокойное и ровное дыхание, ее вдруг пронзала дикая мысль, что она ничего не знает об этом человеке и еще меньше его понимает. Почему она это чувствовала? Казалось бы, он все про себя рассказал. А если и нет – так это его право. Всего про себя она ведь тоже не рассказала. Ни про Аристархова, ни про скотское пьянство оператора. Ни про «закидоны» Терлецкого.
У каждого свои секреты, в этом нет ничего необычного. И все-таки… Какое-то смутное беспокойство, какая-то тревога, предчувствие, что ли… Только чего? Ведь не боялась же она его, ну, это совсем бред!
Он был сдержанно-ласков, понятно, человек бизнеса, нюни там не задерживаются. Щедр до сумасбродства. А иногда – вот чудеса! – начинал считать копейки. Правда, потом смущался: «Это у меня в подсознании, Аль. Комплекс голодного».
Обладал сумасшедшей интуицией, и по поводу ее работы тоже. Был внимателен и с Саввушкой, утешая ее, что парень перерастет, и болезни «отвалятся»: «Знаешь, какой я был хлюпик? И на, посмотри!» – Он начинал поигрывать мускулами. Про Лидочку говорил: «Не психуй! Подрастет и придет в себя, все наладится». Звал ее, Лидочку, в дом. Саввушка пошел в элитную школу. В общем, жаль, бабушка до всего этого не дожила. Вот кто за Алю порадовался бы!
Ну а Алина жизнь… Да что говорить! Огромный загородный дом, новая машина, салоны и парикмахерские, массажисты и личный тренер по фитнесу. Хочешь работать? Пожалуйста! Только вот всеядной быть не нужно – выбирай то, что нравится. От всего получай удовольствие.
Сказка? Да кто бы спорил! И Аля влюблена, и ее любят. Какие сомнения? Зачем она ему, если не для любви? Той, что не купишь за деньги. Потому что за деньги такие, как Аля, не любят, это же ясно, как дважды два.
Бывший муженек Терлецкий – на правах, так сказать, близкого друга – переживал.
– Странный человек, – говорил он. – Непонятный. И такое богатство! Разве заработаешь его честно? Как говорится, с трудов праведных не наживешь палат каменных! Алька, милая! Ты бы от него подальше. Что у них на уме? Ни за что не догадаешься.
– У кого – у них? – злилась Аля. – Ты безнадежно отстал. Сколько актрис замужем за богатыми людьми? В том числе за олигархами и чиновниками. А мой далеко не олигарх, и слава богу, не чиновник!
Терлецкий разводил руками и качал головой.
– Ну, не знаю, не знаю… Тебе, конечно, виднее…
С Лидочкой все оставалось по-прежнему. Она приносила ей роскошные подарки: тряпки, украшения, косметику. Лидочка кидала брезгливый взгляд, словно ей подложили дохлую мышь, и, фыркнув, уходила.
Терлецкий вздыхал и молча разводил руками.
«Непробиваема, – думала Аля, – и в кого такое упрямство? Просто баран, а не девка!»
Саввушка учился неважно, подолгу болел и слишком увлекался компьютером. Типичный современный подросток – зароется у себя в комнате перед экраном с пакетом чипсов, – и все по барабану, лишь бы не трогали.
Однажды спросила мужа:
– Герасимов, а ты занимаешься… легальным бизнесом?
Он посмотрел на нее с удивлением.
– Ты что, милая? Сейчас ведь не девяностые! Сейчас весь бизнес легальный.
– А в девяностые? – тихо спросила она.
– А в девяностые, Аля, он был нелегальный! – жестко ответил он. – Еще вопросы?
Она покачала головой.
– Значит, сомнения, – усмехнулся он, – тебя что-то тревожит?
– А почему ты женился на мне? По любви? – неожиданно для себя самой спросила она.
Он снова усмехнулся.
– По мозгам, Алечка! Всегда хотел иметь статусную жену из творческой среды – балерину, актрису, певицу. Красивую, умную, из семьи с историей. Тебя это удивляет?
– И тут попалась я, – кивнула головой Аля, – что ж, понимаю. Прошла, так сказать, кастинг. По всем пунктам. Полное соответствие. Да?
– Да, – спокойно кивнул он, – полное. Тебя это огорчает? Или, может быть, оскорбляет?
Она мотнула головой.
– Что ты, как можно! Такая честь!
– Зря иронизируешь. Я же не из тех идиотов, что женятся на сикушках с накачанными губами и непомерными амбициями. Вот это и называется – по мозгам. А плюс к такому неоскорбительному, на мой взгляд, расчету, в тебя вполне можно влюбиться. Или в это трудно поверить?
Она отвернулась к стене. Почему-то стало… обидно, что ли? Потом себя успокаивала – сказал правду, за это обида? Чем лучше враль Терлецкий или подонок Аристархов? Чем лучше «гений» и пьяница Роговой? Чем лучше все те, кого она встречала на своем пути? Что ж, спасибо за правду. Какой бы неприятной она ни была. Нет, не так – как бы неприятно ни было слышать про его расчетливый и «грамотный» выбор.
А она? Она сама? Вышла бы за него замуж, если бы он был беден как церковная мышь? Неудачлив в делах, уродлив, скуп?
Вот именно, Аля! Так что заткни свою гордость и свое самолюбие. Ничем тебя не оскорбили, ничем. А что не понравилась форма – так извини. У каждого она своя, что поделать!
Впервые она не думала о деньгах – ну, разумеется. Впервые чувствовала себя защищенной. Впервые не надо было волноваться о завтрашнем дне. Впервые она не хваталась за любую работу, а внимательно читала присланные сценарии и позволяла себе подолгу раздумывать.
Впервые все было прекрасно. Да, сердце болело из-за дочери, но здесь поделать уже ничего было нельзя. Ко всему человек привыкает – даже к душевной боли, что говорить. Да и оставалась надежда – подрастет Лидочка, и тогда состоится их главный разговор. Непременно состоится! Лидочка, дай бог, к тому времени успеет влюбиться и сможет понять свою бестолковую мать.