В условиях, когда такое шапкозакидательство пронизало все сферы жизни в СССР и когда гипертрофированные обещания выдавали не только вожди в Кремле, но и любые сколько-нибудь ловкие начальнички, эта болезнь "вранья" постоянно использовалась для прославления прелестей советского образа жизни и верности большевистского мышления. К лжи прибегали якобы ради "правды социализма", и это стало общепринятой нормой поведения. И вовсе не один только Серебровский готов был прихвастнуть будущими победами, чтобы добиться признания в данный Божий день. Отсюда и произрастали корни его "пятилетки за два с половиной года" от оплодотворения "социалистической спермой" передовых доярок. Как он мог не догадаться, что эти его залихватские байки родят горы гнева, обрушившиеся на его просветленно-социализированную голову, понять невозможно.

Но он с уверенностью в голосе декларировал, обсуждая проблемы генетических патологий и их распределение в СССР, что можно осеменить 10 тысяч женщин спермой одного мужчины, добавляя, что решение этой практически дерзновенной задачи может быть организовано только под контролем большевистских правительственных агентств:

Ему, правда, пришлось объяснить (чтобы ему поверили), что свои выкладки он основывает на данных зоотехнолога Ильи И. Иванова, который занимался искусственным осеменением животных и развил методы, якобы активно используемые в практике. В 1909 году Иванов основал лабораторию искусственного оплодотворения животных при Ветеринарном Управлении Министерства внутренних дел царского правительства и в короткий срок сообщил, что будто бы сумел добиться скрещивания зубра и обезьян, зубра и коров, антилоп и коров, мышей и гвинейских хомячков, гвинейских хомячков и кроликов, и других животных (в настоящее время доказательств действительного существования полученных Ивановым гибридов — в литературе найти не смог). Иванов утверждал, что его приемам было обучено большое число зоотехников, которые применили их в коневодстве, и к 1914 году было громогласно объявлено, что по методикам Иванова получено более шести тысяч голов лошадей с улучшенными свойствами. Была организована шумная реклама этого результата и это объясняет, почему имя Иванова стало широко известно в среде ученых в разных странах мира.

Постепенно Иванова захватывала еще более дерзкая цель — скрестить человека с обезьяной, чтобы произвести на свет существо с невиданно разнообразными физическими характеристиками. В ходу еще не гуляла произнесенная годами позже шутка Бернарда Шоу, ответившего ослепительной красавице на предложение вступить с ним в интимную связь: а что, если плодом нашей любви станет ребеночек с Вашими, мадам, мозгами и моей уродливой внешностью?

Когда пришла советская власть, и в обществе стали фигурировать самые фантасмагорические прожекты о переустройстве мира, Иванов понял, что его час пробил. Он испросил 30 сентября 1925 года у Академии наук СССР огромную по тем временам сумму — 10 тысяч долларов, нужную для отправки экспедиции в Африку, где, как он полагал, было бы легче организовать оплодотворение аборигенок обезьянами, и наоборот. Он также послал письма двум наркомам — просвещения А. В. Луначарскому и внешней и внутренней торговли А. Д. Цюрупе. С помощью нескольких боссов в аппарате советского правительстве (очень старался поддержать его просьбу бывший личный секретарь Ленина, а теперь управделами правительства Н. П. Горбунов) он своего добился. Несмотря на возражения видных биологов, указывавших на нескрещиваемость представителей разных родов животных, деньги ему были предоставлены. Советские начальники решили, что ивановские эксперименты сыграют важнейшую роль в обосновании справедливости тезиса, который занимал в ту пору их умы: помогут ускорить получение доказательств в пользу "…таких важных материалистических проблем как происхождение человека и научно-материалистической (антирелигиозной) пропаганды". Получив запрошенную сумму денег, Иванов быстро собрался в экспедицию.

В 1926 году он прибыл сначала в Институт Пастера в Париже, и с помощью французских коллег заполучил визы во Французскую Гвинею и Гвинею, где он и собирался предпринять свои эксперименты. Однако они все завершились полным провалом. В 1927 г. Иванов вернулся в Советский Союз, где сумел пристроить привезенных с собой шимпанзе, пойманных в Африке. Он организовал в Сухуми Институт экспериментальной патологии и терапии — первый в мире научно-исследовательский центр для опытов над приматами. Климат в Абхазии был мягче, чем в холодной России, и шимпанзе прижились. Питомник так и существовал в советские времена в Сухуми, правда, имя Иванова там старались не афишировать, так как его основатель был арестован.

Конечно, специалистам, изучавшим столетиями методы скрещивания животных, было прекрасно известно, что есть пределы скрещиваемости видов и что преодолеть их далеко не просто. Когда примерно в те же годы выдающийся российский генетик Г. Д. Карпеченко получил гибрид двух даже не видов, а родов растений, ему пришлось предварительно добиться получения специальных растений с удвоенными наборами хромосом, что вряд ли было бы возможно в отношении человека и обезьян. Поэтому методы, пропагандировавшиеся Ивановым, заявившим, что он разрабатывает новую науку "зоотехнику", вызывали нередко у грамотных биологов в лучшем случае непонимание. Но Серебровский оказался в числе тех, кто был восхищен подходом и революционными декларациями Иванова и не раз говорил, что его антропогенетика была навеяна идеями Иванова.

Пытаясь понять корни легкомысленного отношения Серебровского к пока еще не прошедшим серьезной проверки рекомендациям, следует обратить внимание на два момента. Первый — это взрыв интереса широких слоев советской общественности к всевозможным залихватским проектам, взрыв, рожденный общим оптимизмом и верой, что недалеко то время, когда и природа, и люди, и общество в целом будут перестроены, когда "открытия инженера Гарина" из фантастических книг перекочуют в повседневную реальность. Второй — это средоточие власти в руках людей без глубоких знаний, не способных критически оценить серьезные проблемы естествознания и техники.

Это хорошо показала Конференция по борьбе с засухой, прошедшая в Москве в 1931 году в присутствии Молотова и Калинина. Восторженный прием на ней встретило заявление Лысенко о грандиозном успехе яровизации пшеницы. Еще один "кудесник", выступил с проектом орошения заволжских засушливых степей. Он предложил перегородить Волгу в районе Камышина плотиной длиной 4 километра и высотой 37 метров. После этого, заявил он, воды Волги самотеком устремятся по степи в сторону Аральского моря и оросят миллионы гектаров земель. Отчет об этом выступлении на конференции напечатали "Известия", указав фамилию автора и его титул "Инженер Авдеев (Авава)" (7). Судьба Каспийского моря автора проекта не волновала, вопросы водного режима и самой Волги и её нового русла не обсуждались, а лишь давалось обещание устранить засуху на огромных территориях и разом накормить страну хлебом.