Антония уставилась на мужа, лишившись дара речи и чувствуя стыд. Среди вызывающих чувство вины воспоминаний были его забота о благополучии детей, его щедрость к Пэм и даже его недоумение, вызванное поведением жены, которая почему-то из кожи вон лезет, пытаясь сделать его жизнь невыносимой. Сколько нового девушка узнала о супруге! Если бы только она встретила Дароса до того, как он познакомился с Оливией. Она знала теперь, что у него были причины осуждать англичанок. Возможно, в то время рана, нанесенная Оливией, была свежа и болела. Оливия… Как далеко зашло их воссоединение? Тони не хотелось забивать голову этими мыслями, и она отбросила их.

— Ты утверждаешь, что ни один другой мужчина не женится на Джулии, — с сомнением в голосе произнесла она. — Но предположим, какой-нибудь молодой человек воспылает к ней страстью и она ответит взаимностью?

— Он не захочет жениться на сестре, узнав правду, — отозвался супруг. — А он узнает ее, потому что будет катастрофой для девушки, потерявшей невинность, выйти замуж, не признавшись жениху во всем. Ее муж может сразу же развестись с ней, и, скорее всего, так и сделает.

— Нет, если будет любить ее! — воскликнула Антония страдальческим голосом.

— Требование сохранять целомудрие до свадьбы непререкаемо, и поэтому Джулии по-настоящему повезло, что такой просвещенный человек, как Стефанос, влюбился в нее, — объяснил грек. — Я, честно говоря, не верю в возможность повторения подобного. Сестра правильно сделает, согласившись на его предложение.

Тони раздраженно встряхнула головой, выдав тем самым свои чувства. Она постаралась направить беседу в нужное ей русло, желая получить ответ на вопрос, мучавший золовку.

— Будет ли Стефанос ждать признания от самой Джулии?

— Я уже говорил, он хороший человек, и, думаю, ты согласишься со мной, — начал мужчина. — Если Джулия признается, он простит ее. А если сестра промолчит, муж не будет винить ее, и она никогда не узнает, что я выдал ее тайну.

— Да, похоже, он хороший человек, — вынуждена была признать Антония. А затем с любопытством добавила: — Почему ты не сказал Джулии, что тебе все известно?

— Я не понимал, какой в этом смысл, — отозвался Дарос. — Сестра бы потом всю жизнь чувствовала неловкость в моем присутствии. Я очень люблю ее, Тони, и, если наши отношения станут натянутыми, это не принесет пользы ни ей, ни мне.

Довольно долго после ухода мужа миссис Латимер размышляла об их разговоре и о терпимости и чуткости, проявленной греком в отношении неблагоразумного поступка его сестры. Она никогда бы не поверила, что такое возможно. Суровое осуждение и презрение гораздо больше соответствовали образу того мужчины, за которого Антония вышла замуж. Мужчина, за которого она вышла замуж… Судовладелец утверждал, что она не та женщина, на которой он женился, но и этот новый Дарос был не тем человеком, с которым она заключала супружеский союз.

Мысли Тони вернулись к Джулии. Девушка чувствовала облегчение при мысли, что, если ей снова будет задан мучивший студентку вопрос, она сможет дать своей золовке совет.

И вопрос был задан страдальческим голосом, сопровождаясь горькими слезами.

— Ты должна открыться ему, без сомнения, — ответила Антония, не колеблясь ни секунды. — Я уверена, он простит тебя.

— Ты… — Плач прекратился, и Джулия уставилась на свою невестку. — Почему ты так решила? Ты даже не встречалась со Стефаносом.

— Он хочет жениться на тебе, Джулия. Вероятно, потому, что любит тебя.

— Он никогда не говорил мне этого, — робко возразила гречанка.

— А у него была возможность? — спросила Тони, и золовка отрицательно покачала головой.

— Не было, потому что мы никогда не оставались наедине.

Миссис Латимер улыбнулась:

— Тогда почему бы тебе не подождать, пока вы останетесь одни, и тогда ты, может быть, узнаешь, что он хочет обвенчаться с тобой по любви. — Она увидела, как последние капли слез исчезли с очаровательного личика гречанки и как на нем появилась робкая улыбка.

— Я никогда об этом не думала, — призналась Джулия, в голосе которой смешались неуверенность и надежда. — Ты и вправду веришь, Тони, что если Стефанос любит меня, то простит мою ошибку?

— Я уверена, он простит, — кивнула Антония и тут же добавила: — Но, Джулия, ты не должна никогда больше встречаться с Костасом.

Студентка энергично замотала головой. В ее глазах светилось раскаяние.

— Никогда! О, Тони, интересно, права ли ты! Каким же для меня будет облегчением, если Стефанос все-таки захочет жениться на мне после… после того, как узнает. — Она подняла глаза, которые снова заблестели от слез. — Понимаешь, я очень боюсь, что Дарос узнает о моем грехе. Он добрый, но этого он мне не простит. Он вычеркнет меня из своей жизни навсегда!

Значит, даже Джулия на самом деле не знала своего брата.

— Ты сможешь полюбить Стефаноса? — полюбопытствовала невестка.

Воцарилось недолгое молчание перед тем, как девушка ответила:

— Наверное, когда забуду Костаса. — Она задумчиво кивнула. — Да, я думаю, что смогу полюбить своего супруга. — Джулия улыбнулась. — Я постараюсь, ведь, по словам моего брата, он хороший человек.

Вполне вероятно, у этой истории все-таки будет счастливый конец. Антония страстно надеялась на это. «А у моей собственной истории?» — уныло думала девушка. Ее жажда абсолютной гармонии в отношениях с мужем могла быть порождена лишь любовью. С осознанием этой истины пришел страх. Полюбит ли ее когда-нибудь Дарос? Тони не могла вообразить себе подобного, и ее будущее представлялось ей тоскливым и одиноким, полным несбывшихся мечтаний.

С присущей ему деловитостью мистер Латимер очень скоро запустил процесс передачи собственности новому владельцу. Но, пока подписывались разнообразные документы, Пэм вручили ключ, и частенько сестры вместе поднимались по узенькой тропинке вверх по склону холма. Девушки проводили около часа, обсуждая цветовые гаммы комнат или делая замеры для приобретения занавесок и ковров. Пэм уже полностью поправилась и скоро должна была ехать в Англию, чтобы упаковать свою мебель и организовать перевозку в новое жилище. Ее дети были просто образцами вежливости и послушания. В то же время не было заметно никаких признаков того, что их дух сломлен, как в приступе раздражительности предсказала когда-то Антония. Джордж Тарсули, обаятельный фотограф, друг Дароса, вернулся в Линдос, и место его ассистентки было закреплено за Пэм. Причем сумма зарплаты заставила глаза англичанки округлиться.

— Наконец-то удача меня нашла, — радовалась она. — Я до сих пор не могу поверить, что все это происходит со мной!

Был вечер. Муж Тони вместе с девушками поднимался по склону холма, в основном чтобы осмотреть сад — большой, запущенный и сильно разросшийся из-за того, что в доме больше года никто не жил. Они уселись в патио, единственной части здания, где уже стояла мебель. Очаровательный комплект из плетеных кресел и такого же стола был даром Джулии, которая, увидев его в магазине, решила, что он замечательно подойдет для патио Пэм. Ковры должны были стать подарком от Дароса, еще какие-то вещи англичанка должна была получить от Маргариты и ее матери, не говоря уже о презенте Тони — старинном бюро с инкрустацией, которым Пэм восхищалась в Родосе, будучи там с сестрой и ее мужем. «Она должна получить его», — решил Дарос позже. Он поможет Антонии купить его. И хотя англичанка пыталась протестовать против этого преподнесения даров, ей приказали не спорить. «Это традиция, — сказал ей зять. — Все члены семьи приносят подарки тому, кто переезжает в новый дом».