кто был виноват в гибели группы. И прямо в генеральном штабе во время праздничного банкета, на который меня пригласили как героя-орденоносца, все ему и высказала. Петя мне нахамил в ответ, слово за слово – поскандалили, и такое зло меня взяло, что прямо себя не помнила от ярости. Так что рожу я ему холеную начистить успела, пока народ немного опомнился да разняли нас.

– А что было потом?

– Меня разжаловали и вынудили уйти в отставку с понижением в звании и лишением наград. Не забывай, у этого гада всегда были хорошие связи.

– И кого же ты убила? Или это обвинение сфабриковано?

– Нет. Я действительно отомстила подонку за парня, которого, оказывается, всю жизнь любила. И за своих погибших товарищей тоже отомстила. И даже не пыталась бежать или следы заметать. А ту драку, разумеется, многие видели и о конфликте в узких кругах хорошо знали. Вот вскоре на меня и вышли. А дальше пошло-поехало, отец его на все кнопки нажал, чтобы я получила по полной. Да и других врагов, как ты уже знаешь, я завести успела, так что и они поспособствовали. Но мои друзья тоже не бездействовали, адвоката наняли хорошего. Вот поэтому я срок получила вовсе не такой огромный, как некоторым хотелось, и попала под Тарасов, а не дальше.

– И теперь для тебя в профессию возврата нет?

– В нашей стране об этом и речи быть не может. И тут дело даже не в побеге. Допустим, на меня не навалились бы все неприятности сразу и никто не пытался бы меня убить. Отсидела бы я свой срок, а что дальше? Даже если предположить, что не потеряю за это время форму, не дисквалифицируюсь как специалист, недруги никогда не допустят моего возвращения. А вот за границей, если туда, конечно, выбраться удастся, можно рассмотреть некоторые варианты. Сменить имя и завербоваться вольнонаемным военным специалистом широкого профиля, к примеру.

– Понятно, – кивнула Алина.

Мы некоторое время помолчали.

– Можно теперь я у тебя спрошу, раз уж у нас такой откровенный разговор?

– Конечно, спрашивай, – еле слышно прошептала Алина, – мы ведь с тобой подруги.

– Я старалась никогда не задавать тебе лишних вопросов и не обращать внимания на слухи, которые ходили в лагере, потому как это казалось неуместным. Но мне хотелось бы знать, за что ты попала под следствие и была осуждена. Разумеется, если ты готова рассказать мне.

– Это правда, Женя, все то, что обо мне говорили, – прошептала Алина.

– Странно, ты производишь совсем не такое впечатление. Или, быть может, не знаешь до конца, что именно о тебе болтали?

– Да все я знаю, и это правда по большей части.

– Что значит «по большей части»? Может, пояснишь?

– Да, наверное, но это будет очень долгий рассказ.

– Так все равно ведь не спится. И ты можешь быть со мной полностью откровенной и не бояться осуждения, не такой я человек, чтобы других судить.

– Тогда начну издалека, пожалуй, и с самого главного. Мне было четырнадцать лет, когда я собралась покончить с собой. И не подумай, пожалуйста, что это были подростковые заскоки или скачки настроения неуравновешенной натуры. Я все обдумала, разобрала варианты и приняла решение. Травиться таблетками или резать вены в ванной было бессмысленно. Бабушка или мать обязательно заметили бы, что я заперлась или долго не отвечаю, к примеру, и тревогу поднять могли в любой момент. Топиться слишком долго и оттого больно, ведь я плавать неплохо умею. А организм перед смертью, говорят, рефлекторно пытается за жизнь бороться, бьется, барахтается из последних сил. И при этом легкие, говорят, просто огнем горят и готовы разорваться от боли.

– Тонущий человек действительно бьется в болезненной агонии, если находится в сознании.

– Вот и я подумала так же. Поэтому решила прыгать с высокого моста. Я ведь как рассудила. Нужно только мост выбрать повыше да страх перебороть и сигануть вниз, а там удар об воду, потеря сознания и спокойная, практически безболезненная смерть. Была поздняя осень, и вода уже становилась холодной, но я решила наплевать на это. Как и на то соображение, что еще не стемнело. Строгие родители вечно требовали, чтобы я возвращалась домой засветло. – Произнося эту фразу, Алина криво ухмыльнулась и замолчала.

– Продолжим разговаривать или ты устала и клонит в сон?

– Нет, все нормально, просто говорить об этом и вспоминать тяжело. Но между нами не должно быть недомолвок, поэтому продолжу.

– Хорошо, и что было дальше?

– Я вышла на мост, перелезла через перила и сиганула в воду. В это время по мосту ехал мотоциклист. Парень увидел мой отчаянный прыжок, остановился и, не раздумывая долго, прыгнул следом.

– Ого! – вырвалось у меня.

– Да, представь себе! Знаешь, я как-то смотрела видео в Сети, там подростки в воду с моста прыгали. Один прыгнул, об поверхность воды ударился, как-то вытянулся, повернув голову набок, и сразу начал тонуть. А друг бросился за ним, и словно кадр повторился, он буквально также ударился и также ушел под воду. И оба погибли. Спасатели пока подъехали… уже ничего не успели сделать, а течение там быстрое, даже тел не смогли найти. Казалось, что мы с незнакомым парнем должны были повторить судьбу тех двоих. Но мы выжили, вернее, он каким-то чудом умудрился и меня спасти, и себя. Я-то, как и планировала, потеряла сознание от удара о воду, начала погружаться все ниже и тонуть.

– А как звали того парня?

– Вадим, это с ним я потом начала встречаться, и это он вместе с другом Сашкой потом сколотил банду, которая занималась грабежами и прочим.

– Значит, он тебя спас?

– Он спас меня во всех смыслах этого слова! Ты только не подумай, пожалуйста, что я из чувства благодарности стала встречаться с Вадимом, попала под его влияние, поддалась манипулированию и все такое прочее. И поэтому занималась теми жуткими вещами. Просто он единственный человек в моей жизни, который не стал орать или читать мораль из-за явно глупого поступка. Он не бил, не угрожал и вообще не давил, требуя пояснений. Он просто выслушал, когда я была готова, и, главное, поверил мне сразу и безоговорочно.