Бесцеремонно продолжил копаться в чужой жизни.

— А кто у нас отец? Почему не носишь его имя?

— Я бастард. Незаконнорожденный и нежеланный.

Не знаю, почему Бриан продолжал ему отвечать.

— Эшвар, хватит.

— Погоди, деточка, — махнула крылом эта нечисть.

Ну то есть, конечно же, не нечисть, но характер будет похуже, чем у любого джара.

— Эшвар, перестань!

— Имя отца? — Явно перепутав себя с дознавателем, продолжал давить фамильяр.

Несколько секунд Бриан молчал. Наверное, раздумывал, что лучше: послать вконец обнаглевшую птицу или хорошенько пнуть ее. Я бы пнула. А потом послала. С очень настойчивой просьбой больше здесь не появляться.

Но кадет не сделал ни того, ни другого.

Вместо этого тихо признался:

— Регенштейн. Мой отец Адальгер Регенштейн.

От удивления (а может, испуга) Эшвар икнул, после чего зачем-то уточнил глухо:

— Это который император?

— Он самый, — подтвердил парень.

А я тем временем переваривала его признание, хотя очень сомневаюсь, что оно в итоге переварится.

— Сын императора знает нашу тайну, — не сказал — простонал фамильяр и возопил, истерично подпрыгнув: — Все, деточка, мы трупы!

На то, чтобы успокоить пернатого паникера, потребовалось минут двадцать. Эшвар метался по комнате, нервно дергая крыльями; стенал и требовал, чтобы я прямо сейчас бежала из Кальдерока. Пока еще не поздно.

— Зря переживаешь. Я же сказал, что сохраню ее тайну, — в который раз повторил Бриан, наблюдая за тем, как эта крылатая истеричка наматывает круги по спальне.

Кстати о кругах. Что там у нас сегодня в расписании? Опять будут гонять с утра пораньше?

— Это ты сейчас так говоришь, а когда обстоятельства изменятся… Нет, Лайра, деточка, тебе нужно срочно уезжать из Эргандара! И мне тоже. Все, пошел собирать чемоданы.

И он пошел. Забрался под кровать, не преминув продемонстрировать нам свой толстый зад, после чего растворился в воздухе, оставив после себя вконец растерянного Бриана и порядком подуставшую меня.

Хуже споров с Эшваром могут быть только тренировки с Клертом.

— Пойдем завтракать, — сказала я, поднимаясь.

Попробую восстановить силы стряпней местной поварихи.

— А что с фамильяром будем делать? — обеспокоенно спросил Торнвил.

Я пожала плечами:

— Да ничего. Пропсихуется и начнет думать головой, а не своей трусливой задницей.

— Трусливой задницей… — Кадет негромко хмыкнул. — Очень странно слышать такое из уст шиари.

— Ты это услышал из уст шейра, — улыбнулась я и первой вышла из комнаты, а сделав несколько шагов, не сдержалась и обернулась к соседу. — Кто-нибудь еще о тебе знает?

— О моем существовании в принципе или о том, что в Кальдероке учится бастард его величества?

— И то, и другое.

Сунув руки в карманы брюк, Бриан с мрачной усмешкой ответил:

— В академии известно только ректору и паре преподавателей — близким друзьям отца. А при дворе… Опять же тех, кто обо мне знает, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Но почему так? — слова вырвались прежде, чем сумела сдержать свое любопытство.

Право, Лайра, не превращайся в своего хранителя.

Вопрос, если честно, был глупым, потому что в Эргандаре бастардов не жаловали. Конечно, не так, как ведьм, посмевших сохранить силу, но все же иметь внебрачных детей у нас не принято. Измены, мягко говоря, не поощряются. Нет, конечно, адюльтеры случались, особенно, я слышала, при дворе не слишком следуют законам морали. Но все это происходило втайне, за закрытыми дверями спален, а от детей зачастую избавлялись еще до рождения.

Чудо, что Великий сохранил жизнь внебрачному сыну.

— Тут скорее надо спросить, почему он меня не убил, — мрачно пошутил парень и продолжил так легко, спокойно и буднично, что я невольно поежилась: — Думаю, это лишь вопрос времени. Отец все ждет сына от императрицы, но пока что духи его не благословили.

У Великого три дочери, три принцессы, но законный престолонаследник пока действительно не появился. Хотя он молод, тридцать девять лет для чаровика вообще не возраст. Еще успеет обзавестись преемником.

— Ты так просто об этом говоришь…

— У меня было девятнадцать лет, чтобы смириться со своей участью и уяснить, какую роль я играю в жизни отца.

— А мама?

— Она умерла.

О последнем своем вопросе я жалела даже больше, чем о тех бесцеремонных, которыми забросал Бриана Эшвар. Парень закрылся в себе и дальше уже мы шли молча. До самой лестницы, на вершине которой нас поджидали Ронан, Нейл и Лоунард.

— Я никому ничего не скажу, — шепнула Торнвилу за мгновение до того, как поравнялись с парнями.

Те, видимо, решили сдержать данное обещание и эскортировали меня в столовую, а потом на занятие по левитации. Да и до конца дня старались находиться поблизости. С ними мне было спокойнее, и я не переставала задаваться вопросом: почему все-таки сбежал Рифер? С такой дружеской поддержкой даже я продержалась бы в академии.

Следующие два дня пролетели незаметно. Теперь, когда можно было сбрасывать иллюзию, находясь в своей комнате, я меньше уставала, меньше волновалась, меньше боялась. Я научилась экономнее расходовать энергию и к концу дня чувствовала себя не трупом, а просто немного при смерти. Но за ночь силы восстанавливались, и утром я снова бодрой походкой шла на занятия.

Ректор все-таки наказал меня, хоть наказание прозвучало немного странно. Дополнительные занятия по магии стихий с Дермонтом? Ну ладно. Они должны были начаться со следующей недели, поэтому я особо не переживала.

Вернее, переживала, конечно. За то, что через каких-то два дня все будут презирать нашу семьи из-за малодушия Рифера. Но остаться в академии вместо брата я не могла. А что еще сделать, чтобы спасти честь семьи, не представляла.

К концу недели я уже неплохо ориентировалась в замке и даже успела посетить некоторые прилегающие к нему строения вроде конюшен, залов для стрельбы и тех, что были отведены для тренировок по боевым искусствам. Хотя пока было еще не так холодно, тренировались на свежем воздухе.

Я также узнала, что не все универсалы были одинаково хороши в основополагающих видах магии. Например, Лоунарду совсем не давались стихии, поэтому он не посещал занятия Дермонта. Зато его телекинетические способности просто поражали. Он с такой легкостью перемещал даже тяжелые предметы, что я втайне ему завидовала.

Я эту магическую науку совсем не понимала, что не могло не расстраивать.