— Да ничего я не знала и никакого чутья…

— А!.. Я, кажется, поняла! Сердце красавицы несвободно, как пишут в романах. Ну-ка, колись, Агат. Кто он? И где он?

— Нюр, не сейчас, я тебя прошу!

— Ну, ладно, ладно, — легко согласилась Нюра. — Но пообещай, что как-нибудь расскажешь, а я тебе взамен про свою любовь расскажу.

— А разве ты не… — Агата замялась, не зная, как закончить вопрос.

— Не влюблена ли я в одного юношу из команды твоего Димы?

— Он не мой.

— Да не твой, не твой. И да, влюблена, немного. Но люблю я совсем другого человека. Он мой сосед и зовут его Никита…

— Что? — ахнула, не сдеравшись, Агата. — И ты тоже?

— Ага. — Сразу всё поняла сообразительная Нюра. — Значит, и ты тоже влюблена в своего соседа, которого зовут Никита. Как много у нас с тобой общего. Бывают же такие совпадения…

— Да уж, бывают, — эхом откликнулась Агата.

— Тогда ты просто обязана мне обо всём рассказать.

— Расскажу. Но попозже…

— Да конечно, когда захочешь. А я тебе про своего Никиту расскажу. А про Диму этого забудь. Парень с такими странностями, что его нужно за километр обходить. Считай, что приобрела новый опыт и избавилась от небольшой толики восторженности.

В их прогрессивной школе вместо учебно-производственного комбината, где занимались тогда школьники, изучая разные не слишком престижные специальности, ввели спецпредметы. Они учились играть на гитаре, танцевать, осваивали основы театрального дела и изучали мировые религии. Всё это Агате нравилось, хотя танцевала она так, что их преподаватель один раз посмотрев, велел больше не приходить.

— Мне тебя нечему учить.

— Можно я буду всё же заниматься? — спросила Агата, которой не хотелось отделяться от одноклассников. — Я так люблю танцевать.

— Ну, только если в качестве моего помощника.

Был у них и ещё один предмет, который её одноклассники воспринимали с большим энтузиазмом, а сама Агата с некоторой опаской: с третьей четверти в пятницу первым уроком в их расписании значилась сексология. Школьный психолог, обаятельная молодая женщина, мать трёхлетнего мальчишки, всем им очень понравилась, а уж название спецпредмета и вовсе заинтриговало, хотя и несколько смутило. Но вопреки надеждам одних и опасениям других поначалу на уроках они больше говорили о психологии. Агату это радовало: она всерьёз подумывала о том, не поступить ли ей на психфак МГУ.

Однако радость её оказалась преждевременной. Вскоре они стали обсуждать такие темы, которые заставляли девчонок краснеть, а ребят делать вид, что уж они-то точно ничего нового для себя не услышали. Но Агата подмечала, как полыхают в просветах длинных тёмных кудрей уши Сани Оноприенко и с каким трудом удерживает выражение искушённости на своём лице Фима Покусаев. Явно чувствовали себя не в своей тарелке и остальные.

Постепенно первое смущение прошло, и все они — и ученики, и молодая учительница — стали чувствовать себя на уроках сексологии гораздо увереннее. Но Агата не знала, хорошо это или всё же плохо. Почему-то ей казалось, что такие темы не стоить обсуждать в классе. Правда, она замечала, что почти все её одноклассники думают по-другому. Им нравилось чувствовать себя взрослыми и очень современными. Тем более, что ни у кого из их друзей и знакомых в школе не было сексологии, и так здорово было эпатировать окружающих и хвастаться крутостью школы, в которой они учились.

Агату по-прежнему удивляло и немного тревожило такое демонстративно беспечное отношение к жизни, распространённое у них в школе. Она не разделяла его, но иногда попадала под влияние обаятельного легкомыслия своих одноклассников и задумывалась: «А вдруг так и надо?»

Вот и сейчас, встретившись с Нюрой на остановке автобусе, где они традиционно встречались, чтобы ехать на очередной «Стартин», Агата смотрела на подругу с сомнением. А та наставляла её:

— Агатик, ну что ты нервничаешь? — искренне удивлялась Нюра. — Мало ли кто что сказал! Ну да, неприятно, странно, непонятно. Но ведь не смертельно. А детей нам с ними не крестить. Перестанем ездить на «Стартин» — и Дима со товарищи исчезнут из нашей жизни навсегда…

— Ну как же? А твоё увлечение? Вы же будете встречаться…

— Я же тебе уже объяснила, что это увлечение, как ты абсолютно правильно выразилась, и не более того, — всплеснула руками Нюра. — Так, немного развеяться, чтобы не зачахнуть от несчастной любви.

Агата посмотрела на неё с сомнением.

— Агатик, не все относятся к жизни так серьёзно, как ты. Понимаешь?

— Понимаю.

— Тогда постарайся брать с нас пример. Иначе тебе будет очень сложно жить.

— А так проще? — Агате почему-то впервые было неприятно слушать Нюру.

— Представь себе.

Подошёл стылый «Икарус» вымороженный настолько, что в салоне от дыхания набившихся пассажиров витали облака пара. Агата встала в конце, у заднего окна, сняла варежку и стала рукой протаивать цепочку крошечных следочков, похожих на детские.

— Агат, ты такой ребёнок у нас, — негромко шепнул ей в висок Саня Оноприенко, — кто что делает, а ты следы протаиваешь и на стекле рисуешь.

Агате в его голосе почудилась насмешка, и она хотела было обидеться, но потом передумала. Санька был резкий и язвительный, с ним приходилось нелегко, и многие его побаивались. Но среди всех одноклассников он явно выделял Фиму Покусаева и Агату, им доверял и с ними охотно общался. И Агату трогала эта его неумелая дружба и тщательно скрываемая привязанность. Поэтому она улыбнулась и пожала плечами:

— Наверное, ты прав, Сань.

— Агат, я его изувечу сегодня. — Саня сказал это так просто и спокойно, что Агата даже не сразу поняла, о чём это он, а когда поняла, схватила друга за руку и, глядя ему в глаза, строго предупредила:

— Только попробуй.

— Агат, таких вот болтунов, которые лепят не пойми что, обязательно нужно лечить. Чтобы неповадно было.

— Сань, на них просто не нужно обращать внимание. Много чести.

— Ты скажи ещё, что тебе не было обидно, — Саня посмотрел на неё недовольно.

— Было. — Честно ответила Агата. — И очень. Пару минут. А потом я подумала, что он просто несчастный человек, этот Дима. Вот если бы ты ждал меня или я тебя, и мы не дождались, то решили бы: случилось что-то. Правда? Стали бы волноваться, искать. А потом радовались бы, что всё в порядке. Ну, может, посердились бы чуть-чуть и даже поворчали. Но и только.

— По твоей теории мы так отреагировали бы потому, что счастливые?

— По моей — да. — Твёрдо ответила она. — Конечно, счастливые. Мы умеем дружить и ничего не требовать взамен. А разве это не счастье?

— Слушай, а ведь я был не прав. Возможно, ты ещё ребёнок. Но такой мудрый и глубокий ребёнок, что некоторым взрослым до тебя расти и расти, — изумлённо глядел на неё Саня.