Они стояли у него за спиной и смотрели на оживший монитор.

Через час Пайн первая заметила нужное место на записи.

– Вот, Ребане выходит из двери, остановите запись, пожалуйста, – попросила она.

Охранник нажал на клавишу, и изображение на экране застыло.

Уоллис посмотрел на время, отображенное на мониторе.

– Вероятно, это было в тот раз, когда ее соседка провела ночь у своего парня, – сказал он.

– Теперь давайте посмотрим, что произошло потом, – предложила Пайн.

Охранник снова нажал на клавишу, и все молча наблюдали, как Ханна Ребане выходит из здания, вскоре она исчезла из поля видимости камеры. По пути она никого не встретила.

– Она одета так, словно направляется на свидание, – заметила Блюм, которая, не отрываясь, следила за Ханной. – Дизайнерское платье, сумочка и дорогие туфли.

Уоллис удивленно на нее посмотрел.

– И вы сделали такой вывод, посмотрев на запись? Впечатляет.

Блюм повернулась к нему.

– Просто нужно знать, на что обращать внимание, детектив, – заметила она. – К тому же в ее шкафу висят только такие платья.

Они долго просматривали записи.

Однако Ханна Ребане так и не вернулась домой.

Было уже довольно поздно, когда они, погрузившись в собственные мысли, молча ехали обратно в Андерсонвилль. Пайн смотрела в окно на пейзаж, который видела много лет назад, в детстве. Это была красивая местность: открытые поля перемежались большими сосновыми и дубовыми рощами. И все же здесь царило уединение, из чего следовало, что ничто не могло помешать криминальной активности.

И в ту ночь в Андерсонвилле ничто не помешало преступнику.

Уоллис высадил их у «Коттеджа» и обещал выяснить, нет ли других камер наблюдения рядом с многоквартирным домом, где жила Ханна Ребане, которые могли заснять что-то, имевшее к ней отношение.

– Кроме того, что нужно опросить соседей, – сказала ему Пайн, – вам также следует отправить в квартиру команду экспертов, чтобы они проверили отпечатки пальцев и другие следы. – К Ханне мог кто-то приходить в те дни, когда Клеммонс отсутствовала. И если отпечатки есть в системе, вы его сразу найдете. Ну и еще проверьте ее сотовый телефон и кредитные карточки – возможно, удастся отследить места, где она за что-то расплачивалась.

– Да, вы совершенно правы, – сказал Уоллис.

После того как он уехал, женщины вошли в пустой зал для завтраков и сели за столик напротив друг друга.

– Ну? – спросила Блюм.

– Ты поверила Клеммонс? – спросила Пайн.

– Конечно, нет. Я никогда не верю тому, что мне говорят, пока не получаю подтверждение. Правило ФБР. Однако ты, наверное, имела в виду нечто вполне определенное?

– Она солгала относительно наркотиков.

– И ты ее в этом уличила.

– Нет, я имела в виду, что она сама принимает наркотики.

– Я не совсем поняла.

– Она делает себе инъекции между пальцами ног. Я заметила следы, когда наклонилась, чтобы завязать шнурки.

– Должно быть, ты заподозрила, что она наркоманка, если решила проверить.

– Ее напряженность сегодня была естественной, но мне показалось, что она избыточна и усилена химией.

– Но ее зрачки не были расширены, я посмотрела.

– Да, они были крошечными. Из чего следует, что она сидит на опиатах, вроде оксикодона, либо на морфине или героине.

– Тогда удивительно, что она могла нормально с нами разговаривать.

– Полагаю, у нее уже выработалось привыкание. Может быть, она что-то приняла непосредственно перед нашим приходом.

– Как печально.

– Кроме того, я нашла флакон с налоксоном [25] под подушкой Ребане, – добавила Пайн.

– И ничего не сказала детективу Уоллису. Почему?

– Интуиция. Мы находимся на чужой территории, Кэрол. Я бы не хотела раскрывать все карты. Уоллису уже известно, что Ребане снова начала принимать наркотики, ему нет нужды знать про налоксон, чтобы в этом убедиться.

– Ну, и что будем делать теперь?

– Нам придется подождать, пока Уоллис раздобудет новые улики. Будем надеяться, что кто-то из соседей Ханны видел таинственного незнакомца.

– Ты не сомневаешься в том, что он существует? Клеммонс даже не уверена, что у Ребане кто-то был.

– При прочих равных, изменения в ее поведении, желание перестать сниматься в фильмах для взрослых, замкнутость и рассеянность, все указывает на то, что Ханна Ребане попала под чье-то влияние. И сама Клеммонс считает, что Ханна была к этому склонна. Хищники ищут именно таких людей.

– Но…

– Но из этого еще не следует, что он убил Ханну Ребане.

– Интересно, почему убийца выбрал Андерсонвилль, чтобы оставить здесь тело?

– Возможно, это как-то связано с самим городом. Убийцы любят знакомое окружение. Им необходимы свободные доступ и пути отхода – они планируют их заранее. Они все равно получают удовольствие, к которому так стремятся, но таким способом минимизируют риск быть пойманными.

– Значит, ты считаешь, что он совершит новое убийство?

– Да, боюсь, это только начало, – ответила Пайн и замолчала, а ее лицо застыло.

– Что?

– Возможно, ты права. Не исключено, что мое появление в городе стало катализатором для убийств.

– Да, я говорила о такой возможности. Но из этого вовсе не следует, что здесь есть твоя вина.

– Я знаю, Кэрол, но в конечном счете это не имеет значения. Люди будут умирать.

– Ну, в таком случае он совершил ошибку.

– О чем ты?

– Он совершил убийство, когда ты в городе. Могу спорить, что ты его отыщешь.

– Я ценю твою уверенность.

– И она не возникла на пустом месте. Ты ее заслужила.

Блюм отправилась в свой номер, чтобы лечь спать, а Пайн осталась в зале для завтраков.

– Вы кажетесь мне задумчивой.

Пайн обернулась и увидела в дверном проеме Лорен Грэм.

Она была в светло-голубых брюках, кремовом свитере, лента в коротких рыжих волосах гармонировала с цветом брюк, а туфли – со свитером.

Пайн подумала, что Лорен, должно быть, решает, что надеть, пользуясь диаграммами совместимости цветов.

– Просто прохлаждаюсь, – ответила она.