все на своем пути. Так оно и произошло бы, если бы ему не помешали: под напором стали, огня и выстраданного возмездия со стороны нашего народа смертоносный вал остановился и попятился…

2 февраля 1943 года, продолжил рассказ Петрович, фашистские войска, окруженные под Сталинградом, окончательно сложили оружие. Видно на панораме, как выходят фашисты: руки, как пики, вверх, головы – в плечи. Все, кто остался от 330-тысячной гитлеровской армии, сдались в плен. Под Сталинградом было разбито или полностью уничтожено 22 вражеские дивизии. Пленена 91 тысяча фашистских солдат, в том числе 2500 офицеров. Помимо главного «фрица» генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, ближе всех подошедшего к Волге, советские воины взяли в плен еще 23 гитлеровских генерала.

А на Мамаев курган мы поднимались раза три-четыре в разные дни недели. Приходили с цветами. Мои ребята кружили по кургану, увлекая и меня, в поисках военных трофеев. И спустя 40 лет после боевых сражений мы видели в траве ржавые осколки снарядов, стреляные гильзы. Несколько гильз дети привезли домой и хранят в общей братской копилке трофеев вместе с теми, что были найдены на Зайцевой горе.

Посетили мы и центральный универмаг, в подвале которого был пленен Паулюс. Ребята захотели купить что-нибудь на память. Младший сразу устремился к копии сувенирной скульптуры солдата с Мамаева кургана. А старший облюбовал барометр. Но с этой покупкой мы сразу же опростоволосились, сев в самолет (обратно мы возвращались по воздуху). Инструкцию к прибору, как часто бывает, не прочитали. А в ней прямо сказано, что прибор не подлежит перевозке в самолете.

Прибыв домой, мы достали барометр. Внешне он не изменился, но стрелка, показывающая величину давления, ушла в самое крайнее положение и там остановилась. Мы пытались легонько трясти прибор, щелкать пальчиком по нему. Все было тщетно. Я даже к физикам обращался, но и они практически ничем мне помочь не смогли. За делами стали уже и забывать про неудачу. Но вдруг, где-то уже поздней осенью, заметили, что барометр ожил и стал показывать правильное атмосферное давление. А произошло, видимо, вот что. В Нижнекамске временами случаются очень резкие изменения давления, сродни тем, что бывают при взлете и посадке самолета. Так вот, подобного рода резким скачком давления стрелку барометра сорвало с мертвой точки.

Будучи в Волгограде, мы ежедневно и не раз купались в чудесной волжской водице, загорали на солнышке, лакомились дешевыми помидорами, чудесными волгоградскими сливами, настоящими камышинскими арбузами.

Наша поездка во всех смыслах удалась. А главное – мы своими глазами увидели непобедимую крепость на Волге. Город-легенду. Город-герой. В нем люди стояли, как скалы. Там смерть отступила, а жизнь победила.

Петрович закончил свои воспоминания, а я, помешивая ложечкой, традиционно поставил перед ним чашечку горячего цейлонского чая.

Как Петрович принимал присягу

Давно собирался Петрович рассказать о том, как приобщался он к военному делу. И вот несколько вечеров подряд он начал тревожить свои воспоминания.

– С третьего курса вуза в институтском расписании появилась у нас «военка». К тому времени в большинстве вузов росчерком пера Н.Хрущева военные кафедры были расформированы. В Казани они остались всего в трех: КГУ, КАИ и КХТИ, да и то не на всех специальностях. Там, где я учился, на «военке» изучалась ракетная техника в том виде, в каком она зародилась в ближайшие послевоенные годы. А шел уже 1964 год. В течение двух лет на военной кафедре готовили из нас специалистов по баллистике. Занятия вели кадровые военные в звании не ниже майора. В основном это были подполковники и полковники. Дисциплина во время занятий была идеальной, а секретность – строжайшая. Кроме ракетной техники мы изучали общевойсковые и военно-инженерные дисциплины.

Все это в порядке вещей, так как из нас готовили офицеров запаса. В учебных группах добрую половину составляли девушки. Мы на равных собирали и разбирали на скорость затвор автомата Калашникова – легендарного конструктора стрелкового оружия. Во время обучения выезжали и на стрельбища: в полевых условиях учились поражать цель из стрелкового оружия. А саму ракетную технику изучали до мельчайших подробностей и тонкостей и, разумеется, не только на макетах.

За четыре семестра мы одолели всю программу военного дела, которая была утверждена министром обороны СССР. В конце последнего семестра в июне 1965 года нам выдали походные рюкзаки, посадили в поезд, проходивший через Казань на Москву, и направили на лагерные сборы в полевых условиях. Разумеется, наших сокурсниц не взяли: они пришли на вокзал проводить нас, поддержать наш дух и зарядить оптимизмом на целый месяц разлуки. Отдаленно все это напоминало некоторое подобие проводов рекрутов на войну. Но, естественно, лишь в некоторой миниатюре и не столь серьезно: над нами голубело мирное июньское небо. Девчата пожелали нам служить верно. При этом они цитировали бессмертные слова А.Пушкина: «На службу не напрашивайтесь, от службы не отказывайтесь». Мы пообещали руководствоваться именно этим советом. Наконец, поезд тронулся. Нам помахали руками и платочками. Среди последних был и синенький, наверное, из тех, о котором так трогательно и задушевно пела К.Шульженко.

К столице мы приближались по дороге через Арзамас и Муром. В Москве до этого мне бывать не приходилось, но я знал, что по этой же дороге под покровом темноты отправлялись зимой-весной 1942 года военные эшелоны на Москву. И в одном из этих эшелонов находился мой отец. Было ему тогда 24 года. В 1965 году мне исполнилось ровно столько же. В дороге я думал о многом и разном, в том числе о неслучайности различного рода совпадений. Отец тогда назад не вернулся: он так и остался навсегда лежать под Москвой с весны 1942 г.

Тем временем поезд прибыл на Казанский вокзал столицы. В дороге нас сопровождали два офицера военной кафедры. Они повели нас в метро. Ярко-красная буква «М» горела перед глазами, как в известном стихотворении С.Маршака. Первое же подземелье станции «Комсомольская» поразило своей монументальностью и изяществом. Как из сказки, из туннеля выплыл поезд, и все мы вошли в вагон на мягких подвесках, качающихся под нашими ногами. Я про себя подумал: «Чудо-

техника!». С пересадками мы доехали до Рижского вокзала, откуда, как нам сказали, электричкой доберемся до места нашей дислокации. Но некоторое время электропоезд нужно было ждать. Мы любовались ажурной конструкцией бело-зеленого вокзала. Удалось даже походить по окрестным кварталам города. Помнится, я вышел на «Колхозную площадь» и долго-долго задирал голову вверх, разглядывая добротные высокие дома свежей застройки. Глядел я на них не только с восторгом и восхищением, но и с какой-то затаенной грустью в