class="p1">Катя подарила Симе на Восьмое марта зерна лаванды, которые надо вырастить. Сначала три дня держать в воде, потом устроить им «зимнюю спячку» на месяц в холодильнике. И в процессе менять воду, взбалтывать, помещая в какое-то вещество, потом высаживать в строго определенном порядке. Развлечение на год. Как минимум.

– Хороший подарок, – заметила Сима. – Надолго хватит.

* * *

Раздался звонок домофона. Раннее утро. Доставка. Значит, точно от нашей бабушки, больше не от кого. Я попросила мужа принять, что бы там ни было. Встречать курьера в пижаме мне не очень хотелось.

Муж поплелся принимать дары. Долго не возвращался. Пришлось встать и идти узнавать, что там происходит. Не потому, что мне так интересно, а потому что циркуляция воздуха в нашей квартире зависит от входной двери. Если она открыта, сдувает с кровати всех, в частности меня. А дверь в тот момент точно была открыта.

Сцена была прекрасная.

– Пожалуйста, я должен прочитать стих. Я его учил всю дорогу. Если не прочту, у меня снимут баллы, – говорил курьер.

– Хорошо, я скажу, что вы прочли, – отвечал муж, который тоже чувствовал себя неловко в пижамных штанах и мечтал вернуться в постель.

– Нет, так нечестно. Это быстро. Сейчас… Забыл… Учил… Подождите… – Курьер достал бумажку и прочитал стих про Восьмое марта и весну. – Вы точно передадите супруге? – спросил он обеспокоенно.

– Передам. – Муж прижал букет к сердцу в знак клятвы.

– А стих повторите? – с тревогой уточнил курьер.

– Это вряд ли.

– Он легко учится. Вот. Я вам бумажку оставлю. Вы только обязательно прочтите. – Курьер вручил бумажку, которую выдают родителям в детских садах или в младшей школе, чтобы выучили стишок с детьми к утреннику.

– Хорошо, прочту.

– Надо выучить. Не по бумажке. – Курьер чуть не плакал.

– Хорошо, я очень постараюсь, – пообещал муж, который знает наизусть все стихотворения Хармса, Чуковского и других детских поэтов, но не был готов учить стишок про Женский день – именно так и было написано на листочке. С заглавной буквы. И еще что-то про маргаритку, которая рифмовалась с фавориткой. Ранним утром ассоциации могут быть разными. Но, поскольку стихотворение выбирала наша бабушка, рифма могла быть любой.

Муж прочел при курьере стих, нашел три стилистические ошибки, две синтаксические, одну орфографическую, о чем и сообщил. Супруг у меня профессиональный редактор, так что курьеру просто не повезло.

– Не будете учить? – уточнил тот.

– Нет.

– Я вас услышал, – неосторожно сказал курьер.

– И вам доброго времени суток, – ответил мой супруг, после чего еще добрых полчаса читал курьеру лекцию, почему то или иное выражение категорически нельзя употреблять.

Я пошла досыпать. Мне было хорошо под одеялом. Не душно. Со стороны коридора гудел сквозняк, отдаленно напоминавший завывания моря.

* * *

Мама все-таки признала, что у нее возраст, давление, сердце, и наняла Гулю, которая убирает на соседних дачах. Девушка сама просилась, потому что мама всегда ей была рада, когда встречала, и вообще в деревне слывет очень хорошей женщиной. Главное, щедрой. Если работа сделана хорошо, не обидит. Заплатит больше, чем договаривались.

Гуля убрала дом. Мама приняла работу и осталась довольна.

– Только дверцу на кухне в следующий раз помой, пожалуйста.

В следующий раз домработница честно помыла стеклянные вставки в двери, ведущей из коридора на кухню. Мама опять осталась довольна.

– Все хорошо, только дверцу все-таки помой, пожалуйста, – попросила она.

Гуля кивнула и в следующий приход отмывала дверь уже с ножом и нашатырем, выскабливая невидимые глазу крошки и смывая со стекла рисунок. Мама опять осталась довольна, судя по деньгам, но опять попросила:

– Дверцу, Гуля, дверцу на кухне!

Домработница шла домой, чуть не плача. Она не понимала, как еще должна отмыть эту чертову дверь. Даже решила, что хозяйка не совсем здорова, раз у нее такое отношение к двери. К тому же Гуля всегда честно выполняла свою работу и трудами своими гордилась.

– Сначала дверцу помой, а потом все остальное, – попросила мама, когда девушка пришла в следующий раз.

И тут бедная Гуля не выдержала:

– Ольга Ивановна, ты хочешь, чтобы я рисунок соскребла и новый нарисовала? Лучше новую дверь поставь, потому что эту я сама разобью!

– Какой рисунок? – не поняла мама.

– Так на дверце! – Гуля подошла к двери и стукнула по ней кулаком так, что чуть стекло не выбила.

– Гуля, это дверь. А я говорила про дверцу! Вон, в шкафу, где посуда, над плитой. Посмотри, вся в масляных пятнах.

– Дверь… дверца… Слушай, Ольга Ивановна, сказала бы просто – стекло на полке! Ты по-русски говори. Я по-русски все понимаю! Вот это что? Это сервант, а ты говоришь – стенка. Стенка – это где кирпич. А это шкаф, а ты говоришь – купе. Купе – это в поезде! Но я к тебе буду ходить, – сменила Гуля гнев на милость. – Ты хорошая женщина.

* * *

Я отправила маме домработницу на генеральную уборку в московской квартире. Все-таки в семьдесят три года вытирать пыль со шкафов тяжело. Мама, конечно, отказывалась до последнего, и мне пришлось напомнить, что квартира записана на меня и я имею право решать, кто придет убирать жилплощадь. Домработница Света очень хорошая. Я так считаю хотя бы потому, что она терпит мою маму. Вот в прошлый раз она привезла ей продукты, но купила не колбасную нарезку, а маленький батон докторской колбасы. Мама сказала Свете, что батон пусть ест сама, и отказалась его брать. Домработница поблагодарила и ответила, что с удовольствием. Мама, рассчитывавшая на долгие препирательства, разочарованно замолчала.

Света долго звонила в домофон, на который никто не отвечал. Но выходили люди, и она вошла. Поднялась на этаж. Она помнила, что дверной звонок не работает, нажала на ручку, дверь была открыта. Домработница вошла, по-хозяйски закрыла дверь и принялась за уборку. Нет, до этого зашла в комнаты, которых всего две, и на кухню. Не обнаружив следов хозяйки, решила, что та в ванной и не стоит ее беспокоить и тратить время. Включила пылесос, открыла окна, загрохотала ведрами. Она убрала обе комнаты и зашла на кухню попить воды. И только тогда вспомнила о хозяйке квартиры, которая уж слишком долго находилась в ванной. Света заглянула в ванную, где не было ни хозяйки, ни ее свежих следов. Домработнице стало не по себе. Она гадала – звонить мне, в полицию? Телефон хозяйки лежал на тумбочке в коридоре. Света присела на пуфик и начала рассуждать – если позвонить мне, я тут же начну обзванивать все больницы и морги. Если звонить в