– КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПОЧЕМУ ЖЕНЩИНЫ В ЭТОМ ВОПРОСЕ АТАКУЮТ ДРУГИХ ЖЕНЩИН?

– Я работаю с жертвами уже много лет, но на заданный вопрос у меня нет ответа. Может, они тоже считают, что, согласно пословице, если «сучка не захочет – кобель не вскочит»? Извините за вульгарность. Может, она сама хотела? Может, провоцировала? А если провоцировала, то вот и поплатилась! Ведь распространено мнение, что женщины мечтают о насилии.

– НО ЭРОТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ – ЭТО ОДНО, А БЫТЬ ЖЕРТВОЙ ИЗНАСИЛОВАНИЯ – СОВСЕМ ДРУГОЕ.

– Все, что является фантазией, находится у нас под контролем. Насилие никогда не подпадает под наш контроль. По-моему, самое ужасное, что, услышав об изнасиловании, люди сначала рефлекторно не проявляют сочувствие, а спрашивают: «А как это произошло?» Этот вопрос предполагает некое участие жертвы в изнасиловании.

Помню факультатив по криминалистике на факультете права Варшавского университета, занятия, на которых мы обсуждали изнасилование девочки в маленьком городке. Это было давно, и тогда еще изнасилование расследовалось по заявлению жертвы (теперь без него). Девочку изнасиловали, она сообщила об этом в полицию, но через несколько дней под давлением семьи, особенно братьев, отозвала показания. Как отреагировали мои сокурсницы? «Она с ума сошла? То подает заявление, то отзывает, как это понимать?». В двадцатилетних девушках не было эмпатии, понимания, они злились: «Она вообще серьезная? Это ребячество! Если уже приняла решение, его нельзя менять!» Я тогда подумала: «Черт возьми, это маленький городок, все друг друга знают, нет никакого понимания ситуации, зато есть другой подход к сексу; понятно, как относятся к женщине – если бы она пошла в суд, ей бы не дали житья. Братья наверняка вбили ей в голову, что теперь на них будут показывать пальцем, потому что ее поимело несколько человек».

Эти же девушки стали потом юристами, адвокатами, судьями, выносящими обвинения виновным.

Вы знаете, я думаю, что мы слишком мало говорим о насилии, которое происходит каждый день в семьях. О женах, которых насилуют мужья. В течение года ко мне приходит как минимум пятнадцать женщин, которые не заявили в полицию об изнасилованиях, – это показывает, сколько виновников не понесет наказание. Мы обращаем внимание только на самые вопиющие случая, как в Римини[51]. Люди таким интересуются, потому что, во-первых, это была полька, гулявшая с партнером, то есть она не «искала счастья». Во-вторых, ее изнасиловали марокканцы, нигериец и гражданин Конго, а иногда, когда я слушаю журналистов и комментаторов, складывается впечатление, что особенно чернокожие не должны насиловать, насилие белых мужчин легче объяснить. Случай в Римини был, конечно, на редкость отвратительным, нечего и говорить. Но это не изменяет факта, что слишком мало говорят о виновных, которые никогда не будут наказаны. И о жертвах, которые не заявляют в полицию.

– КАК ЖЕНЩИНЫ, КОТОРЫЕ К ВАМ ПРИХОДЯТ, ОПИСЫВАЮТ НАСИЛИЕ?

– Часто они просто плачут. Им нужно много времени, чтобы начать говорить на эту тему. Им очень сложно, иногда нужно спрашивать и потом рассказывать за них. Чаще всего они не сообщают об этих изнасилованиях, а я не заставляю их подавать заявление, особенно если они не сделали это за два-три года после случившегося, потому что необходимость доказательства обрекает их на дополнительные страдания. Женщины учатся жить с этим драматическим опытом. Иногда им хочется забыть о произошедшем, но это не лучшая стратегия, потому что рано или поздно воспоминание вернется, в самый неожиданный момент. У меня была пациентка, для которой триггером стал запах: она села в пригородный автобус около мужчины и почувствовала запах сигарет и алкоголя. Это было спустя четыре года после изнасилования. И она очень глубоко спрятала воспоминания, знали только самые близкие, которые тоже не возвращались к этой теме. И внезапно все вернулось.

Проблема в том, что, когда мы говорим о насилии, совсем недолго занимаемся жертвой. Как только опишем ее, переходим к насильнику и концентрируемся на нем. Жертва быстро уходит в тень, становится все более прозрачной и наконец исчезает. Семья тоже чаще всего молчит, потому что совершенно не знает, как помочь, родные бессильны. Кроме того, нет никакой дополнительной системы поддержки мужей, родителей, детей, братьев и сестер жертв насилия. А они часто винят себя. Иногда в семьях случается раскол, потому что ни одна из сторон не может справиться с переживаниями. Виновник получает какое-то наказание, а изнасилованная женщина живет с этим до конца. Этот опыт определяет впоследствии многие ее жизненные выборы.

– КРОМЕ ТОГО, ОНА ПОСТОЯННО ВИНИТ СЕБЯ.

– Она думает: «Зачем я туда пошла?» Или: «Я могла это предвидеть, я же чувствовала, что что-то не так!» Так думают девушки, которых изнасиловал незнакомый им человек. Но ко мне попадают и те, кто пострадал от коллег, знакомых. У меня была пациентка, которую изнасиловал в собственной квартире друг семьи, после того как заставил ее принять «наркотик изнасилования»[52]. Он остался под предлогом помощи с уборкой после вечеринки. Он знал, что она спортивная, сильная и он не справится, если она будет в сознании.

– ОНА СООБЩИЛА В ПОЛИЦИЮ?

– Нет, но она сделала все, чтобы отравить ему жизнь. В какой-то момент это стало ее навязчивой мыслью, начало мешать психическому здоровью.

Вообще я заметила, что жертвы, которых предварительно чем-то накачали, переносят изнасилование гораздо хуже. Им сложнее выйти из травмы. Те, кто был в сознании, знают, что случилось, они не дописывают сценарии. А те, кто ничего не помнит, начинают представлять, придумывать, потому что они понятия не имеют, что именно произошло. У них болит все тело, но они не знают – насильников было двое или трое? Что именно с ними делали? Как долго это продолжалось? Где? Если у первой группы есть какие-то пункты соотнесения с реальностью, то у вторых – только собственные иллюзии, которые постепенно разрастаются. Я стараюсь сразу приглушать это чувство, чтобы оно не вышло из-под контроля, а то потом придется закрывать пять сценариев, а не один.

Недавно ко мне пришла женщина среднего возраста, которую изнасиловали после приема подобного наркотика во время корпоративной поездки. Она поняла, что произошло, только из-за ушибов. И еще у нее были смутные воспоминания, как ее волокли по лестнице. Она сказала о случившемся только мужу, на что он ответил: «Да что ты! Ты