назло, на примете ни одного возможного схрона. Через арку выползаю на Соборную, там тоже все убийственно открытое, за спиной слышны полицейские свистки…

На стоянке, занимая два места, высится лакированная глыба «роллс-ройса». Я хромаю к нему и даже не могу рассмотреть, есть ли кто-нибудь в салоне, картинку перед глазами застилает серая пелена. Дергаю дверцу, не заперто… Не знаю, нашел ли бы силы на взлом.

Просто падаю на задний диван, лицом в какую-ту ароматную женскую тряпку. Сквозь туман слышу голос: «Это вы, барон?» И едва бормочу в ответ: «Умоляю, уезжайте скорее».

В разведке и контрразведке есть такое понятие «интимно-деловые отношения», когда романтика и видимость возвышенных чувств маскирует использование партнера для своих целей. А что может быть романтичнее для дамы, чем спасти красивого мужчину?

Глава 23. Война

Элен еще нежится в постели, когда я вламываюсь к ней в спальню, преодолевая слабый протест фрау Генриетты.

— Вольдемар… Я поздно легла. Что за спешность?

— Фройлян Колдхэм! Имею честь сообщить, что Британская империя объявила войну Великому Рейху. Вы, как подданная враждебной державы, подлежите аресту и интернированию в концлагерь до окончания боевых действий. Хайль Гитлер!

Пока не выбрасываю руку в нацистском приветствии, Элен спросонья не въезжает, шучу я или нет. На самом деле, ситуация не располагает к шуткам. Ни вожди Рейха, ни многочисленные подданные Его Величества Георга не ожидали, что британское правительство решится выполнить обязательства по отношению к полякам. Смешно даже. Паны сделали все от них зависящее, чтобы очутиться в роли следующей жертвы ненасытного фюрера.

— Вольдемар…

— Что «Вольдемар»? Вам с дядюшкой нужно срочно бежать. Не медля ни секунды! Пока не перекрыты границы.

Женщина по-настоящему красива, когда умеет выглядеть привлекательно даже спросонья и без макияжа. Смятение прибавляет ей очарования.

— А ты?

— Остаюсь в Берлине, дарлинг. Таков мой долг перед германским народом и Рейхом в час тяжких испытаний.

— Ты говоришь как доктор Геббельс.

— А ты не можешь проснуться и сообразить, что дело серьезно. Думаешь, вывезу тебя в багажнике, прикрываясь формой СС? Давай обойдемся без глупостей.

— И без спешки. Война между нашими странами — нонсенс, — она приходит наконец в себя и решительно заявляет: — Скоро это недоразумение рассеется. Я не брошу тебя одного. Лени Рифеншталь в Берлине, так?

О, моя интимно-деловая партнерша напоминает о прежнем романе. Ревнует? Просто ищет повод вредничать?

Мы переливаем из пустого в порожнее еще четверть часа, поглощая кофе, любезно принесенное фрау Генриеттой. Прислуга уже наслышана, что увеселительная прогулка Вермахта на восток обернулась сюрпризом от англичан. Смотрит на меня с немым вопросом, на языке у пожилой дамы явно вертится фраза: что же такое происходит, герр гауптштурмфюрер? Могу ей бодро ответить, что через несколько месяцев Рейх прирастет Британскими островами. Хотя, по правде, сам ничего не понимаю.

После пакта Молотова — Риббентропа моя Родина и нацистская Германия перестали быть врагами. Выходит, Элен, племянница британского резидента, сама выполняющая поручения МИ6, наш общий противник?

Она выскальзывает из кровати, набросив халатик, и на несколько минут бросает меня в одиночестве. Продолжаю ломать голову. В течение ближайших суток моему начальству не до британской агентуры, тем более — плотно опекаемой. Потом нужно сформулировать четкий проект решения: что делать с обоими Колдхэмами. Не исключено, что вариант с отправкой в концлагерь всей шпионской сети Интеллидженс Сервис сочтут самым разумным… Только не это! Буду откровенным с собой, я не влюблен в Элен по-настоящему. Но не могу допустить заключение в лагерь женщины, с которой столько раз делил ложе и вообще пережил множество приятных минут. Каким бы деловым ни был наш интим, я же не каменный!

Она причесывается, не забывая о позе, выражении лица, выгодном ракурсе для единственного зрителя. И хотя расстались только вчера, затапливают совсем не деловые эмоции. Как тогда, в номере отеля, после ухода болгарского врача, накачавшего лошадиной дозой чего-то обезболивающего. Во мне отрубились все чувства, но почему-то не угас инстинкт самца.

У нее это было в первый раз. Если бы я нашел в Элен девушку своей мечты, то оценил бы, что хранила непорочность до встречи со мной. Так сказать, отдала девичью честь. Но для шпионского романа я предпочел бы даму опытнее. Тем более постоянно сдерживался, чтоб в порыве страсти не назвать ее Лени.

Моя новая возлюбленная не оказала большого сопротивления. Но рыдала, впадала в истерику раза четыре, пока мы не вернулись в Берлин. Мои представления о сдержанных чопорных британских леди получили смертельную рану. Естественно, я опустил эти подробности в рапорте об успешном установлении близкого контакта с вражеской агентурой.

Перед Элен я в долгу. Благодаря нашему роману я больше года не выполнял полевых заданий. Она и есть мое основное задание. Поэтому на скромной кабинетной работе аналитика получил повышение в чине, соответствующее армейскому капитану. Завистливые соседи, Мейер и Беккер, поздравляли очень неискренне. В управлении сплошь профессура, меня считают серым валенком. Сослуживцы, не посвященные в мою альковно-агентурную деятельность, уверены, что ростом я обязан исключительно протекции.

Дальше получается неловко. Секс выходит на новый уровень, обычно это сближает мужчину и женщину. Моя подружка учится с непостижимой быстротой. Подозреваю, листает неприличные журнальчики и на мне испытывает пикантные приемы. А наутро, утоленный и слегка истощенный, я пишу рапорт о ночном происшествии, о случайно оброненных ей фразах, позволяющих строить догадки про дальнейшие акции британской резидентуры. Отдельно о собственных репликах, должен же мужчина в постели выбалтывать государственные тайны, подкидывая МИ6 тщательно отмеренную дезу. В общем — ничего, кроме дела, но все равно бродит внутри дискомфорт, что само по себе скверно. Шпион не имеет права быть чувствительным, сентиментальным, совестливым. Подобные качества обрекают на провал.

— Милый, я надеюсь, ты обеспечишь мне безопасное пребывание в стране? — объект моих мыслей прерывает эти мысли.

— Дорогая, ты меня используешь! Быть может, ты со мной встречаешься из выгоды?

Она фыркает в ненатуральном возмущении и молча приступает к макияжу. Пока художник и живописное полотно совмещены в одной персоне, фрау Генриетта готовит завтрак. Овсянка и бутерброды с маргарином. Овсянки сколько угодно, а хлеб и жиры — только по купонам. В мирное время! Которое сегодня кончилось. Я точно знаю, стратегических запасов при отсутствии импорта хватит на год. Фермеры по мобилизации вступят в Вермахт, производство продуктов упадет. Пока основная надежда на закупки зерна у СССР в обмен на станки и технологии. Но в Союзе нет больших избытков, чтоб прокормить десятки миллионов немцев!

Именно это сейчас обсуждают фюреры разного ранга с великим фюрером во главе. Оружия и боеприпасов для большой войны можем наштамповать, экономика милитаризована, но сталь, цветные