Священник широко перекрестился и пошёл вдоль кромки воды, покачивая курящимся кадилом. До Ники долетели прозрачные струйки сладкого дыма, и она, не успев спохватиться, громко чихнула.

Священник замер на месте, его кадило продолжало раскачиваться, испуская витиеватые клубы дыма. Отец Александр некоторое время всматривался в ветви ивы, но Нику, кажется, не заметил. А вот она, не совладав с судорогами, свалилась с гладкого камня.

— Фёдор! — услышала Ника сквозь всплеск. — Там кто-то есть!

Пока Ника барахталась в ледяной воде, участковый с карабином наперевес подскочил к священнику и оттеснил его за спину.

— Выходи! — скомандовал полицейский, целясь из карабина в ветви ивы.

Хуже уже не будет. Ника раздвинула ветви ивы и выбралась из своего убежища. Участковый медленно опустил карабин, из-за его спины выглянул отец Александр.

— Так это же… Вероника! — Священник подошёл к озерцу и подал Нике руку. Ухватившись за его тёплую ладонь, Ника вылезла из воды. — Это что… ты как… где остальные?

По расширенным глазам побледневшего священника Ника догадалась, что после приключений выглядела так себе. Но ответить на вопрос она не могла — челюсть свело от холода. Участковый быстро снял свою камуфляжную куртку и накинул Нике на плечи. Увы, это не помогло — её продолжала бить крупная дрожь.

— Это твои приятели тебя так отделали? — мрачно спросил участковый.

Ника, мыча, помотала головой.

— А кто? — увидев, как Ника только дёргала головой и ничего не могла сказать, полицейский вдруг звонко хлопнул себя по лбу. — Вот зараза! Они что, там?

Поняв, что он имел в виду урочище, Ника коротко кивнула.

— Они хоть живы?

Но Ника только смогла кое-как пожать плечами.

— Поехали! — скомандовал полицейский и двинулся к машине.

— Погоди! — крикнул священник. — Не можем же мы везти её туда!

— А, ну да. Тогда вы двое идите в деревню, вызовите… Хотя нет, она вымокла, ещё замёрзнет. — Участковый поскрёб лысину. — Ладно, поехали. Потом свою панихиду отслужишь.

— Куда едем? — спросил священник, наскоро собирая свою утварь.

— В посёлок. По дороге вызову людей. Давай-давай, быстрее.

Нику запихнули на заднее сиденье, и внедорожник покатил прочь от красного болота. Болтаясь и подпрыгивая вместе с машиной, священник откопал в куче вещей термос, отвернул крышку, кое-как налил что-то дымящееся и дал Нике.

— Давай, выпей, согреешься.

— Ей бы спирта, — с переднего сиденья произнёс участковый.

— И чай сойдёт. Пей, пей.

Зубы стучали о край крышки, рука сильно дрожала. Священник придержал чашку за донышко, и в горло Ники полился душистый горячий чай. Тепло прошло по горлу, даже до желудка. Ника закашлялась.

— Говорили же вам, не надо туда идти, — бормотал священник, наливая ещё чашку.

— Молодёжь, — отозвался участковый. — Им хоть кол на голове теши, всё равно по-своему сделают.

Машина подпрыгивала и раскачивалась из стороны в сторону. Кажется, горячий чай начал подниматься по горлу обратно вверх и грозил выплеснуться. Только этого не хватало.

Но скоро за окнами промелькнула брошенная деревня с аккуратными домиками, а значит, Красные Серпы совсем недалеко.

— Ч-ч-т-о-о эт-то? — Ника подбородком указала на крайний домик деревни.

— Раменка, — пожал плечами священник. — Давно заброшена.

Дальше он стал сосредоточенно закручивать крышку термоса, а в зеркале заднего вида мелькнули прищуренные глаза участкового.

— Куда? — спросил полицейский, когда машина въехала в Красные Серпы. — В отель?

— Нет! — Ника не ожидала, что голос уже вернулся, и выйдет так звонко.

— Давай ко мне, — сказал священник, вытягивая шею, чтобы видеть дорогу.

Машина остановилась у крайнего к церкви дома, синего с резными наличниками. Ника осталась сидеть в машине, потому что шевелиться всё ещё было трудно, а её попутчики выскочили и разбежались в разные стороны.

Новиков (надо же, как это фамилия участкового всплыла в памяти), нервно расхаживая у машины, что-то кричал в телефонную трубку.

— Всех, кого можно! Быстрее! Нужно прямо сейчас! Да, брать! И фонари!

Священник тем временем добежал до церквушки, открыл дверь и хорошо поставленным голосом гулко позвал:

— Аглая!

Но бабуля, что работала в отеле, появилась из-за угла церкви.

— А? Что? Уже вернулись? Я думала, позже будете, но баньку-то уже затопила, — приговаривала бабушка, семеня за священником.

— Баню, быстро! — скомандовал священник и снова подал Нике руки, чтобы помочь выбраться из машины.

— Охты, Матерь Божья! — закрестилась старушка, увидев Нику. — Это кто ж тебя так разукрасил?

— Баню, баню, — подгонял бабулю отец Александр, ведя Нику во двор.

— Сейчас, сейчас, — заторопилась бабушка. — Сию секунду, отец.

Священник отворил перед Никой низкую деревянную дверь и помог зайти в маленькое дощатое помещеньице с лавкой, мутным оконцем, вениками под низким потолком, пластмассовыми тазами и ковшами.

Ника плюхнулась на лавку и сидела там в полузабытьи, наблюдая, как вокруг суетилась старушка Аглая, а за окном мелькали то священник, то участковый.

Потом появилась большая вишнёвая «Газель», из неё высыпали люди в ярких оранжевых жилетах. Все загалдели, собираясь вокруг участкового. Ника толком не могла их рассмотреть, но вроде там был лохматый молодой парень в очках, ещё один — тоже молодой, но прилизанно-аккуратный, молодая рыжая женщина с седыми прядями, блондинистый парень примерно возраста Ники, девочка с длинной косой такого же возраста, рыженький кудрявый пухлячок (ему в пещерах будет трудно), тощая девушка с короткой стрижкой и ярким макияжем, ещё одна бледная девчонка с тонкими косичками-баранками.

— Ну-ка, пойдём-ка. — Бабушка Аглая ловко поставила Нику на ноги, сняла с неё мокрую холодную одежду и втолкнула в горячую мыльню, заполненную ароматным влажным паром.

Вокруг клубились душистые облака, а туман в голове наконец стал рассеиваться. Как раз вовремя, потому что бабушка Аглая окатила Нику сначала тёплой водой, потом горячей, потом кипятком. Потом ловко взбила мыльную пену и прошлась по волосам, лицу, руками и ногам Ники, отчего все ссадины больно защипало.

Ника окончательно пришла в себя, но вырваться не смогла — старушка одним ловким приёмом уложила её на лавку и стала хлестать веником. Ника попыталась возразить, сказав, что это лишнее, и вообще ей некомфортно находиться в бане с малознакомым человеком. Но её протест утонул в шуме веника, обжигающе хлещущего по спине.

— Ничего, всё пройдёт, — приговаривала бабуля. — Пар до костей проберёт, поправишься!

Нику уже пробрало до костей, причём буквально. Внутри будто огонь по жилам тёк.

Бабуля снова пару раз окатила Нику из таза, потом поставила на ноги и вылила на неё ещё несколько тазов. Потом вытолкала в предбанник, быстро прошлась по коже сначала тонким полотенцем, потом махровым. И ещё на голову накрутила целую чалму.

Достала откуда-то банку, отвернула крышку. Зачерпнула ком чего-то склизкого и шлёпнула Нике на щёку.

— Это мазь, целебная. Сразу всё заживёт, — приговаривала бабуля, легко уворачиваясь