книге, на которую он ссылался в своей «Географии», но имя Роланда не могло встретиться ему раньше, чем он попал в Италию. Там на фоне призывов к новому крестовому походу против турок знаменитый «Orlando Furioso» — «Неистовый Роланд» Лудовико Ариосто — вышел в первых двух изданиях в 1516 и 1521 годах. И хотя обезумевший от любви Орландо у Ариосто отличается от воина Роланда из средневекового романа, центральное место в поэме занимает героическая борьба против сарацин. Йуханна ал-Асад мог слышать об этой книге и о легендах, связанных с Орландо, от нескольких людей, с которыми он познакомился в Италии, — включая Альберто Пио и Якоба Мантино, — но, возможно, скорее всего, от Элии Левиты, автора, как мы помним, собственной эпической поэмы на идише с сюжетом средневекового романа[330]. Из таких разговоров Йуханна ал-Асад мог вынести идею дуальной симметрии «Хилала» и Роланда.

Парность проявляется и в связи с другими обстоятельствами. Так, гостиницы в Фесе — сообщает Йуханна ал-Асад — очень велики, особенно те, что находятся поблизости от мечети ал-Каравийин, с фонтанами и канализационными системами, обслуживающими 120 комнат и более. «Подобных нет в Италии, за исключением Коллегии Испанцев в Болонье и дворца Святого Георгия в Риме». (Действительно, проблема водоснабжения Рима была серьезной, учитывая быстрый рост его населения в 1520‐х годах; городом фонтанов он стал лишь после того, как папа начал принимать соответствующие меры в 1561 году[331].) Йухан­на ал-Асад вынужден был признать, что некоторые гостиницы Феса служили пристанищем для мужчин, падких до сексуальных проказ:

Они ходят одетыми как женщины и украшают свои лица как женщины, они бреют бороды и разговаривают как женщины, и они прядут. Каждый из этих проклятых обитателей гостиниц берет в мужья другого мужчину, и говорят, что они также используют друг друга на манер женщин-проституток в публичных домах Европы.

Словом, сексуальные излишества отмечались по обе стороны от Средиземного моря[332].

Даже в повествовании о войне между португальскими христианами и мусульманами Магриба, которую он отчасти видел собственными глазами, Йуханна ал-Асад сравнительно непредвзят. Впрочем, хвастливая нотка все же проскальзывает в его рассказе о таком же, как он, беженце из Гранады, доблестном Али ал-Манзари. Прославленный военной удалью в борьбе с испанцами незадолго до завоевания Гранады, ал-Манзари отстроил крепость и город Тетуан, ранее разрушенные португальцами, и использовал в качестве базы для операций против них в районе Сеуты и Танжера:

Взяв с собой примерно 300 всадников из Гранады, хорошо владеющих оружием и опытных в войне, он прочесал сельскую местность, захватив в плен много христиан. Он заставил христиан работать на укреплениях и плохо обращался с ними. Пишущий это видел там свыше трех тысяч христианских рабов, одетых в грубошерстные мешки и спавших в окопах, закованными в цепи. Но [ал-Манзари] был чрезвычайно щедр к каждому чужестранцу, проезжавшему через его земли[333].

Однако, описывая битву между португальцами и войсками султана Феса при ал-Маамуре, Йуханна ал-Асад не выражает буквально никакой пристрастности, хотя он, конечно же, переживал за мусульман в то время, когда сражался там в 921/1515 году. Он анализирует военную ситуацию с объективностью Макиавелли, писавшего «Искусство войны» и «Историю Флоренции» во время пребывания Йуханны ал-Асада в Италии, с той объективностью, которую можно найти и в некоторых лучших трудах исламской военной историографии. Португальцы проиграли, потому что были в значительном меньшинстве, комментирует Йуханна ал-Асад; это суровый факт, к которому им следовало отнестись серьезнее. Они также попытались соединиться с кастильскими войсками, что с неизбежностью привело к разногласиям по поводу тактики. Побеждая, мусульмане проявляли жестокость («мавры — жестокосердные люди») и убивали португальцев или предоставляли им утонуть, вместо того чтобы брать их в плен. Когда побеждали христиане, они тоже не демонстрировали большого милосердия, например обратили в рабство большую часть населения Азеллы, впервые захватив ее в конце XV века[334].

В других сравнительных оценках Северной Африки и Италии одна сторона могла выглядеть лучше другой, но одобрение автора при этом могло относиться к противоположной стороне. Так, Йуханна ал-Асад высказывает серьезные замечания по поводу манеры поведения за столом в стране, где он вырос. Противопоставив простонародный кускус роскошным трапезам богатых, он замечает:

Но в сравнении с европейской знатью жизнь африканцев кажется отвратительной и жалкой, но не потому, что мало пищи, а из‐за беспорядочных обычаев. Во время еды все сидят вокруг низкого стола, без скатерти. Ни у кого нет салфетки в руках. Когда едят кускус или какое-то другое кушанье, они берут его все вместе из одного горшка и едят руками, без ложки. Суп и мясо — все в одном горшке, и каждый человек берет кусок мяса и без ножа разрывает его на части руками и зубами. Все они едят с бешеной скоростью и ничего не пьют, пока не утолят голод. Затем каждый выпивает чашку или бутылку воды. Так делают обычно, хотя образованные и благородные люди живут более утонченно. Короче говоря, простой итальянский дворянин живет с большей изысканностью, чем любой великий вождь или знатный человек в Африке[335].

Йуханна ал-Асад описывал общество, в котором существовали правила приема пищи и питья, как местные, так и исходящие из маликитских предписаний и ритуала, гласивших: ешьте и пейте только правой рукой. Берите еду только с ближнего края блюда и не дышите на нее при этом. Тщательно пережевывайте пищу, прежде чем проглотить. Пейте умеренными глотками, отодвигая чашу от губ в промежутках, чтобы не дышать на напиток, затем передайте чашу человеку справа от вас. Не опирайтесь на локоть во время еды. Не входите в мечеть сразу после употребления лука-порея, чеснока или сырого лука.

Помимо этих правил, существовала также литература о поведении за совместной трапезой, восходящая к насмешкам ал-Джахиза над обжорством и эгоизмом вокруг общего котла[336].

Еще до того, как его похитили, Йуханна ал-Асад, похоже, полагал, что эти предписания не соблюдаются и что местные правила недостаточно разработаны: об этом свидетельствуют его речи о сравнительно более деликатном поведении североафриканских литераторов и видных личностей. Но годы, проведенные в Италии, усилили его отвращение к магрибинскому общему горшку. Европейские элиты сами еще только отходили от привычек общего котла, причем итальянцы особенно настаивали на вилке как на орудии, применение которого делало обед более «учтивым» процессом. Книга Эразма «О хороших манерах для мальчиков» появилась только в 1530 году, но ее предписания — «невежливо погружать руки в блюда с соусом, вы должны брать то, что хотите, ножом и вилкой»; «неучтиво