в его кабинете, это давало возможность сэкономить потом время – заранее определять свободные от речи куски и проскакивать их один за другим.

Голосов обнаружилось всего два – студентки Вика и ее тетки. Та большую часть времени, судя по всему, проводила у телевизора в сидячем или лежачем положении. Ситуация выглядела вполне понятной: тетка не брала со смоленской племянницы денег за проживание, зато пользовалась ее услугами по хозяйству. Данные прослушки вполне соответствовали нехитрой схеме родственного сосуществования пожилой больной москвички и молодой провинциалки.

Еще не так давно Андрей очень тесно и разнообразно общался с женщинами, вся жизнь которых вертелась вокруг секса. С теми, кто не вылезал из постели ради денег или «из любви к искусству». Повадки дам такого пошиба он знал достаточно хорошо.

В речах Вики характерных интонаций не проскакивало. Даже если бы она взяла на себя ежедневный труд играть перед теткой роль примерной студентки, ей бы давным-давно осточертело следить за каждой своей фразой ради женщины с явными признаками склероза.

«Или с Викой случилось то же самое, что со мной, – внезапное помешательство, затмение? – предположил Андрей, вспоминая их близость при первой же встрече. – Что же тогда произошло между нею и Никитой? Еще одно затмение – два затмения с двумя братьями? Или все-таки страсть по расчету?»

Теперь Абросимову-младшему казалось, что его тянет к Вике вовсе не как к женщине. Ему просто важно разрешить для себя недоразумение, разобраться во всем до конца. С расчетливой любовницей олигарха, страстной и импульсивной натурой и с милой студенткой, которая ухаживает за больной полоумной родственницей.

Андрей знал, что никто не получит без его ведома доступ к материалу прослушки. Но все же, отправляясь к Вике, заблокировал с компьютера работу «жучка».

На этот раз он отправился один, без охраны. Поехал с пустыми руками – не взял ни шампанского, ни цветов, ни торта. В отношениях с женщинами он всегда воздерживался от стереотипов. Сейчас, когда за брата и его семью затребовали выкуп, такие атрибуты тем более были бы неуместны.

Три миллиона евро. Откуда у них перед глазами нарисовалась именно такая сумма? Не два миллиона и не десять. Они хоть представляют себе все проблемы со сбором наличных денег?

У Никиты нет ни яхты, ни личного самолета, ни замка на юге Франции – ничего, что можно было бы быстро продать, спустив цену чуть ниже реальной стоимости. Только необходимые блага, остальное вложено в дело. Единовременно изымать три миллиона из дела означает своими руками мастерить пробоину в днище корабля. Ее будет трудно залатать, но и сделать ее тоже совсем не просто.

Если бы собеседник не дал мгновенно отбой, с ним о многом можно было бы поговорить. Заверить в своих мирных намерениях, убедить, что цифра выкупа взята с потолка. Если они не верят, пусть проконсультируются через посредника с брокером на бирже или с любым независимым экспертом, который представляет себе ситуацию в российской экономике и место «Сибстали» в общей картине.

По крайней мере, голос прозвучал – это уже неплохо. После присланной кассеты протянулась уже вторая тонкая ниточка в неизвестность. По паре слов трудно делать какие-то выводы. Был это главарь банды или «шестерка» озвучила «высочайшее мнение»?

Андрей позвонил в дверь. Он был готов к любому приему. Возможно, Вика не станет спешить открывать, потребует объяснить, как он ее нашел, зачем явился.

Случилось по-другому: она встретила его почти буднично.

– Я знала, что вы меня быстро разыщете.

– Дурных намерений у меня нет.

– В любом случае проходите, – произнесла она с обреченным видом.

Они снова вернулись к обращению на «вы», будто не было бурной сцены перед прошлым расставанием. Тетка дребезжащим голосом осведомилась из своей комнаты, кто пришел. «Ко мне», – успокоила Вика. Абросимов-младший ревниво сделал вывод, что такие визиты не новость.

Неужели брат приходил сюда, в эту зачуханную квартирку с линолеумом на кухне и вытертым пледом на диване? Андрей никогда не замечал, чтобы Никита тяготился комфортом и тосковал по убогой обстановке. Чем же таким взяла его миниатюрная студенточка с гривой бронзовых завитых волос?

– Хотите сделать меня козлом отпущения, обвинить во всех неприятностях?

– Ну, козлом вас даже с помощью генной инженерии не сделаешь. Пол другой.

– Сразу хочу вам сообщить, что я не собиралась никак использовать Никиту Анатольевича. Мы вообще были только друзьями.

Такого признания Андрей не ожидал. За кого его держит эта провинциалочка? Поверить в дружеские встречи между зрелым мужчиной и юной девушкой, между богатым человеком и студенткой? Пусть она рассказывает сказки своей выжившей из ума тетке.

– Друзьями так друзьями. Не хочу лезть ни в чью частную жизнь. Меня интересует только то, что может сейчас помочь.

– Все может оказаться полезным, любая мелочь… – она помедлила, коснувшись дешевой занавески с цветочным узором. – Могу объяснить, хотя это «не для печати».

– Я первый заинтересован хранить доброе имя брата.

Между ними заново вырос тот же барьер, с которого они начинали. Андрей представил гриву бронзовых волос и обнаженное тело, как представляет мужчина еще не состоявшуюся близость.

– Между нами действительно ничего не было. Ему требовалось совсем другое: избавиться от самого себя.

– В смысле расслабиться?

Вика взглянула на гостя как на человека ляпнувшего пошлость перед живописным полотном – картиной великого мастера.

– Иногда слово вроде бы правильное, но смысл в него вкладывается другой. Ему нужно было сбросить шкуру, сменить кожу хотя бы на час. Человек не может без перерыва год за годом приказывать, руководить, брать на себя ответственность.

«А я? – подумал Абросимов-младший. – Я ведь тоже год за годом делаю именно это. Хотя последнее слово все-таки за Никитой, и здесь между нами важное отличие. И еще семья – там он тоже за главу «совета директоров». За порогом «Сибстали» я вольная птица, а Никита – нет».

– Он приходил ко мне уменьшиться в размерах, понимаете? Приходил пожаловаться, чтобы его погладили по голове, успокоили.

– И на что он жаловался? – насторожился Андрей. – Это не досужее