— Отпустите его, — рыкнула девушка, — он не принадлежит вам!

Мардар неловко моргнул, чуть пошатываясь, но остался стоять смирно. Девушка погладила господина по щеке, волосам, подбородку, пытаясь разговаривать с ним, а не с голосами. Она уговаривала, убеждала и почти умоляла его прекратить, вернуться. Черная точка в глазу господина не реагировала на ее мольбы.

Почувствовав, что грядет новый приступ, когда мышцы Мардара напряглись, Наяда сжала его руки, не особо рассчитывая, что это поможет. Он дернулся и зажмурился, будто уговаривая себя не сопротивляться.

— Вы говорили о нектарницах, помните? — Предприняла она новую попытку. — В лесу, где они обитают, там так спокойно, помните?

Ее стенания не возымели ни малейшего эффекта, Мардар оттолкнул ее руку и потянулся к столу, тогда девушка снова схватила его за лицо, крепче прижав к себе.

Она прижалась к его лбу своим.

— Я тебя не отдам, — зарычала девушка.

Наяда закусила губу от хлынувшей по вискам боли, будто кто-то ударил ее с двух сторон и оглушил, она не отступила даже когда Мардар тихо застонал, обмякая. Он упал на колени, и Наяда последовала за ним, не разжимая хватки.

Боль в висках усиливалась, Наяда чувствовала, как быстро слабеет от непонятной силы, брошенной на нее, глаза начали болеть от полопавшихся сосудов. Она заставила себя сидеть прямо и прижиматься лбом ко лбу господина, почти физически ощущая внутреннюю борьбу. Ее тело каким-то образом само знало, что нужно делать. Еще немного и из носа девушки потекла струйка крови, капая на лицо господину. Она шептала слова детской песенки так, будто она была заклинанием, изгоняющем духов. Песня, глупая и наивная, единственное, что она вспомнила в момент страха.

Она думала, что люди вспоминают всю свою жизнь, каждый счастливый или не очень момент, когда боятся и находятся на волосок от смерти. А ей вспомнились чьи-то бережные руки, качающие дитя и напевающие.

Дом, мой ветхий дом,

Жди меня обратно,

Жди предано, как пес,

И не пускай чужого,

Дом, мой славный дом,…

Слова застряли в горле, девушка не помнила продолжения. Зато помнила крик женщины, у которой отбирают ее дитя. Этот крик мог бы свернуть горы, заставить реки изменить течение, но не смог заставить солдат, оставить ей ребенка.

Девушка затряслась всем телом, мечтая только об одном: прекратить пытку.

Наяда чувствовала, что скоро свалится в обморок, если весь этот кошмар не прекратится, она запыхтела, прокручивая в голове свои же слова: «Если они вернутся, я сражусь с ними».

Я сражусь. Сражусь с ними.

Никакие воспоминания о птичках, цветочках и прочей глупости не смогли бы ей помочь, сейчас она ясно осознавала это. Голоса вернулись не для того, чтобы в очередной раз помучить несчастного, они почувствовали ее. Они пришли к ней.

И Наяда услышала их.

Сотни, может даже тысячи, вопящие, стенающие. Напрягая остатки сил, она заставила себя сосредоточиться и слушать. Мардар обхватил ее, обнимая, кажется, он стал слышать их тише, освобождаясь от бремени.

Один выбивающийся шепот девушка все же смогла различить среди множества гулов, она сконцентрировалась на нем.

«Спаси!»

Наяда подтянула ноги, чтобы занять позу поудобнее и заговорила в ответ:

— Уходи.

«Нет»

— Уходи, — зарычала девушка, оскаливаясь, — ты делаешь ему больно!

«Спаси!!!», — заверещал голос. Наяде показалось, что у нее лопнули перепонки, в один момент все стихло, в покоях воцарилась тишина.

Оба тяжело дышали, прижимаясь друг к другу и боялись пошевелиться.

Ей еще никогда не было так страшно, Наяда и до этого случая верила господину, но лишь услышав сама, осознала, с чем Мардару приходится сталкиваться постоянно. Она положила голову на плечо господина, все еще пытаясь прийти в себя. Наяда не верила, что все кончилось, девушка нутром чувствовала, это начало. Сложное и пугающее.

— Спасибо, — прошептал Мардар, утыкаясь в пышную копну волос и вдыхая ее запах.

— Вы слышали, что они просили?

— Нет, — честно признался господин, — мне никогда не удавалось их понять.

Наяда не стала рассказывать Мардару о том, что узнала, эти крохи не прибавят ему уверенности и могут наоборот усугубить состояние мужчины. Однако девушка уверилась в одном, она обязана узнать правду о голосах, если не ради господина, то хотя бы ради тех, кто вынужден мучать Мардара, прося о помощи.

Мардар немного отодвинулся, осматривая девушку. От него не укрылась царапина на щеке и темная струйка под носом. Он осторожно вытер кровь с лица девушки и указал на рану.

— Это сделал я?

Наяда живо замотала головой, отмахиваясь.

— Нет, это само как-то вышло.

Он обнял ее, но услышав стук в дверь, выпустил. О том, что за дверью собрались зрители, оба забыли и сейчас собравшиеся, наверняка хотели знать результат переговоров, на которые отправили Наяду. Она усмехнулась, припоминая, как господин Дамир подхватил ее за шиворот, вряд ли он думал, что в этот момент Мардар не опасен, наследник прекрасно осознавал, какая опасность грозит девушке.

— Я могу остаться, пока вы не заснете.

Мужчина слабо кивнул и поднялся. Приоткрыв дверь и пару раз рявкнув на брата, захлопнул ее перед носом наследника. Девушка не стала препятствовать, пусть Дамир ждет до завтра, хотел бы все знать, то сейчас был бы в покоях, а не в коридоре. К тому же она так устала, что едва ли могла самостоятельно подняться.

Наяда встала с пола, чтобы отвести господина в спальню, она помогла ему сесть на кровать и стянуть рубашку через голову. Они оба наслаждались затишьем перед бурей, которая обязательно даст о себе знать и достаточно скоро.

Мардар лег на край кровати, подминая под собой подушку.

— Это отвратительно, — признался он, прикрывая глаза.

Наяда тяжело вздохнула, устраиваясь у кровати с другой стороны. Она понимала, что гложет мужчину, — слабость, с которой он не в силах совладать, когда голоса возвращаются. Сглотнув комок кровавой слюны, она решила, что самые большие откровения происходят посреди ночи в щемящей тишине, поэтому подалась вперед и прошептала:

— Я испугалась.

Она рассказала Мардару обо всем. Об отце, о леди Эванлин, о Хеуде. О том, как никогда до этого момента не знала, что такое настоящий страх, ужас, который заставляет замирать и бездействовать. Рассказала, что все эти годы считала себя ущербной из-за неспособности испытывать все чувства, присущие человеку. Девушка говорила открыто, не утаив ничего, даже видений в зеркале.

Мардар слушал молча, не перебивая, а потом похлопал по кровати рядом с собой, девушка упорно замотала головой. Это уже как-то слишком. Хотя, после всего, что они пережили за одну только ночь, Наяда рассудила, что как-то поздно думать о приличиях.