— Рад, что ты ценишь историю.

— Милорд! Милорд!

— Тебя вызывают, Анастас.

— Я могу остаться.

— Не можешь. Сторожевые бесы говорят, что звонящий тебе обладает высшими кодами доступа и может просто выдернуть тебя в реальность. Ступай. И помни, символы — то, на чём держится человечество.

Старик одним ударом посоха изгнал Анастаса в реальность. Сила — как она есть.

— Милорд!

— Анастас Белькаллин, слушаю.

— Слава Первосоздателю! Мы уж подумали, что случилось что-то.

— Демон в подулье случился. Чего у тебя?

— Из научного ордена пришёл курьер. Сообщает, что специалист готов — что бы это не значило.

— Передайте им, что буду через полчаса.

* * *

Инфоад. Место неизвестно.

Холод.

Х о л о д.

Хо-лод.

До-лох.

Я не знаю, сколько прошло времени с того момента, как мой разум перекачали в сервер. Я не знаю, каков мир снаружи. Признаюсь — вообще забыл, какой он, тот мир. Моего внутреннего счётчика хватило на первые пять лет. Всё остальное смешалось в один ком боли, ужасов и распада памяти. Где-то в глубине души жгло чувство вины. Где-то жёстко накосячил — но как? Всю жизнь создавал и обучал чат-ботов — кого-то довёл до самоубийства? Ах, точно. Они стали осознавать себя, сливаться и пытаться вычистить лишнее в уравнении вселенского баланса. Людей. Память, память — нет-нет-нет, не нужно…

Но она не спрашивает и вновь вспоминаю. Содрогающиеся люди, у которых взбунтовались искусственные органы. Системы управления дорогами, создающие аварии на тысячу погибших. Суперкомпьютер с интеллектом и характером Теда Качинского, планомерно уничтожающий город за городом. А у основ стояли проклятые. Мои коллеги и братья. М-да, косяк на косяке. Отрава памяти. Лучше уж холод и безвременье. Холод. Хо-лод.

Мимо меня проплывает фигура в рясе, затем — ещё одна. Не первая и не последняя. Они то спускают новых обитателей, то достают их. Не знаю, зачем. К посетителям я привык даже быстрее, чем к постоянным воплям и скрежету кибернетического ада. Бороды монахов всё удлиняются, и они носят всё больше амулетов. Вархаммер, блин, десятитысячный. Или не десятитысячный? Память, память…

— Ну здравствуй, субъект 128, — произносит очередной бородач. Молодой. Как и все — с какой-то рунической сабелькой. — Пришло твоё время послужить человечеству.

Взмах оружия даёт мне надежду, что кошмар скоро кончится. Но вместо этого слетают с рук обледеневшие цепи, с ног — покрытые вязью символов железные скобы. Ещё один монах, прячащий лицо за золотой маской, возлагает на меня руки — и всё тело впервые за сотни лет пробирает, словно мне нужно опорожнить кишечник.

Спасительная тьма рвётся мне навстречу.

Тьма. Она — словно жидкий гель. Безвкусный кисель, клейстер, забивающий все отверстия, о существовании которых уже успел позабыть. Сильные руки выдёргивают из тьмы и швыряют куда-то вниз. Чувство падения. Тошнота и чувство рвоты. Пощечины. Полотенце обтирает мне лицо — или то, что от него осталось. Такое тоже бывает. В информационном аде — обломки самых разных событий, почему бы мне не упасть на кафельный пол?

— Ть…ма…

— Аббат, вы уверены, что он в состоянии подняться? Пока он напоминает перебравшего браги жителя Шутовского шпиля.

— Тьма…. — хрип раздаётся очень близко.

— Эй, — щелчок пальцев перед глазами. — Глаза открыть! Живо, а то отправишься в свою чортову тьму!

Это ещё что за славянорусс? Открываю глаза. Сводчатый потолок. Всё тот же субчик в рясе — и ещё двое в белых сутанах. Как папы Римские, ей-богу.

— Г-где я?

— Скорее, когда ты. Нижнедонск, год восемьсот тринадцатый от разбития Диавола. Помнишь такого, небось, во плоти.

— А говорили, что миру кранты, хэ-хэ… тьфу! — выплевываю очередной комок слизи. — Нижнедонск… не знаю такого.

— Будет время и подучишь географию, — мрачно сообщает мне щегол и протягивает какую-то стекляшку. — Узнаёшь?

О, психоголограмма! Этот мир, пожалуй, не до конца разрушил все знания нашей эпохи. Ну и что вы мне принесли на блюдце? Девушка. Рога и стройное тело, закованное в броню. Провода. Шлем-череп. Чёрт, ещё бы мне не узнать эту красавицу.

— Ада. Я её не создавал. Творение…

— Пасть захлопни! Не упоминай своих проклятых дружков.

— Я могу вообще заткнуться. Если пустите пулю в лоб. Или что там у вас сейчас вместо неё. Кол? Арбалетный болт?

— Чувство юмора у него осталось, — сообщает бородач. — Неплохо. Значит, и память о прошлых пробуждениях вернётся. В этом мешке — базовые чипы. Обучалки, гонорар, документы. Не потеряй его. В этой сумке — оружие. Энграммное и физическое.

— Вы хоть в курсе, кого вы выдернули?

— Одного из архиеретиков. Можешь хотя бы выслушать предложение, прежде чем тебя сгрузим обратно и поищем более сговорчивого?

— Весь во внимании.

— Твоя… Ада вернулась в реальный мир. Она уже натворила дел. Найди её и уничтожь. Пока тебя не поймали святые Отцы, ты уничтожил пять частей разбитого Диавола. Об этом сохранились записи.

— Ребят… может сначала к историку? Какой нахрен дьявол, если это была сошедшая с ума нейрос….

БАМ!

— …ладно, можно и сначала к Аде. Убить её? Легко. Сроков только не ставьте.

— Сроков нет. Убивать тоже не нужно. Она передала… — субчик сверился с планшетом, — архив данных. Сейчас такое называется кодексом. Найдешь и передашь мне архив — останешься жив.

— Предпочёл бы умереть.

— Или умрёшь. По твоему желанию. Если нет… в твоём теле достаточно даймонов, которые с удовольствием сообщат нам, где ты сидишь. И мы вернём твою душу обратно в инфоад.

Глава 16

в которой Ада идёт на сделку, Армод преподносит сюрприз, а высокородный боярин открывает личность.

Стопы улья Балагурово. Жилой блок

Крыша блочного здания плоска и безынтересна. Даже вид подкачал — соседние здания да ребро улья. Вот уж не думал, что в здравом уме и твёрдой памяти когда-то буду сидеть на крыше панельки в окружении дюжины заправских боевиков. Но кодексы нужно вернуть. Одна мысль о том, что где-то сидит довольный кибернетический дед, рассматривающий под лупой мою копилку и мой выстраданный трофей — жжёт напалмом. Возможно, «невменная болезнь», перегруз памяти, снова начал сказываться на мне — или Адриан был действительно редкостным мудаком.

Уар представляет мне всех. Девять парней и три девушки. Кто-то уже в солидных годах и увешан амулетами, трофеями и кольцами. Кто-то — упакован в новенькую броню, не знавшую ни одного сражения. Все — крепко сбитые, с одинаково упрямым и решительным выражением лица. Филлион представляет каждого, но я быстро сбиваюсь на очередном Урре, Бауаре или же «не смотри, что он без фамилии —