Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я устало прислонилась спиной к дверному косяку и закрыла глаза, прислушиваясь. Уходи! Уходи, пожалуйста! Давай же, просто уходи! Вскоре действительно послышались удаляющиеся от комнаты шаги, сперва медленные и робкие, затем все более решительные, пока наконец не затихли в глубине коридора.
Я перевела дыхание и снова открыла глаза, встретившись взглядом с Арезандером. На лице у него было написано пренебрежение, на губах играла покровительственная улыбка. А мое напряжение постепенно сменялось недовольством.
– Что вас опять не устраивает? – с вызовом бросила я. Может, недостаток сна и холод причиняли бы мне серьезные неудобства, но ничего бы не случилось, не заставь он меня зачаровать менестреля.
– Видно, Тиллард не перестанет тебя преследовать, – заметил он, не слишком впечатленный моим плохим настроением, которое из-за его снисходительных насмешек только ухудшалось.
– Более того, так он еще себя более или менее контролирует, – ответила я. – Как только я лишу его надежды вновь меня увидеть или прямо заявлю, что он зря старается добиться моего расположения, ситуация накалится. Так или иначе.
Арезандер молчал. К моему величайшему изумлению, он, похоже, воспринял мои слова крайне серьезно. Или же… он просто очень устал за этот день, как и я. Сейчас, когда у меня появилось время рассмотреть его получше, я заметила, что он тоже выглядит заспанным и изнуренным – из-за спутанных темных прядей, которые выбились из-под его кожаной повязки и беспорядочно обрамляли его лицо.
– Увидим еще, – пробормотал он и шагнул ко мне. Меч он плавно переложил в левую руку, чтобы было удобнее дотянуться до дверного засова. Такая неожиданная близость меня несколько обескуражила. От него пахло лесом, кожей и мхом, и я чувствовала исходящий от его тела жар, который пробирал меня буквально до собственных костей. Устоять было крайне сложно. Меня захватил грубый и примитивный инстинкт, мне безумно хотелось, чтобы этот мужчина завоевал и защитил меня. Его сила притягивала меня магическим образом. Во мне всколыхнулось непрошеное желание, и пришлось призвать всю свою дисциплину и выдержку, чтобы не прижаться к его теплой груди. Я сжала руки в кулаки и старалась подавить всякую мысль о том, что было бы, если бы я…
Арезандер вдруг остановился. Он был так близко, что наверняка чувствовал мое дыхание на своей коже. Его грудь медленно вздымалась и опускалась. Крылья носа раздувались, будто он принюхивался. О нет, нет, пожалуйста!
Из его горла вырвался тихий смешок. Звучал он сейчас несколько иначе. Темнее. Чувственнее.
– Видно, далеко не все во мне вызывает страх и ужас, – прохрипел он, не глядя на меня. Одним движением он резко задвинул засов и повернул ключ в замке. Затем оперся рукой о косяк рядом с моей головой. Он понимал, как мне должно быть это неприятно, и, по-видимому, намеревался насладиться этим моментом и собственным влиянием в полной мере.
– Если вы думаете, что меня это может смутить, вынуждена разочаровать вас, – тихо заметила я. – Я своих инстинктов не стыжусь.
Это было чистой правдой, хотя меня ужасно злило, что я дала ему лишний повод к высокомерию.
– Это что, приглашение?
– Еще чего не хватало! – мой голос прозвучал немного резко, чтобы произвести нужное впечатление, но это было меньшей из моих проблем, потому что, как бы я ни старалась отвести взгляд, я все равно видела эти стальные мышцы, отчего теряла концентрацию и способность ясно мыслить. – Если я, например, голодна и вижу сочные ягоды лисца, у меня начинает урчать в животе, и я ничего не могу с этим поделать. Тем не менее я не буду есть эти ягоды. Потому что я знаю, что после такой трапезы я все свои внутренности вместе с душой исторгну. Вот и с вами то же самое.
Чтобы придать моим словам большей убедительности, я пренебрежительно скрестила руки на груди. Да, возможно, я сделала это и для того, чтобы создать некий барьер между нами – и чтобы заблокировать собственные руки, потому что иначе они бы наверняка потянулись к его телу, чтобы узнать, действительно ли кожа у него такая шелковистая и горячая, какой кажется.
– То есть ты меня сравниваешь со средством, вызывающим рвоту? – уточнил он со смешком, но для меня, в общем-то, не так важно было, что именно он там говорит, потому что его глубокий и хриплый голос оказывал на меня и мои чувства такое же влияние, что и крепкое вино.
– Как по мне, очень подходящее сравнение, – прошептала я и затаила дыхание. Да таким голосом он мог бы даже унизительное мирное соглашение прочитать, и я бы все равно сочла это очень возбуждающим.
Арезандер подался чуть вперед.
– Но после ягод лисцы ты вряд ли будешь стонать от удовольствия.
Юн всемилостивый! Как бы я сейчас ни старалась, но не могла перебороть себя, и внизу живота у меня начинало распространяться покалывающее тепло.
Этому нужно было положить конец. Немедленно.
Я вздернула подбородок и одарила его самым мрачным взглядом, какой только могла выдать.
– Может, и так, – прошипела я сердито. – Но я уж лучше предпочту кровавую рвоту и… О боги!
Я не смогла сдержать удивленного вздоха и теперь хватала ртом воздух. Глаза Арезандера! Они были… золотыми. Полностью золотыми. Точно светящийся на солнце текучий мед.
В голове не укладывалось. Значит, мне тогда, в тайнике мятежников, не померещилось. Глаза Арезандера действительно меняли цвет! Но… но вакары же так не умели. Где-то я уже слышала о такой отличительной особенности. В песнях. В песнях о племени Андиллион. Светлые кидхи, живущие в северных горах и редко покидающие свои владения. Вот про них говорили, что цвет их глаз меняется в зависимости от настроения. Но… это ведь означало…
– Вакары избрали Сиром сиров бхикса?! – невольно вырвалось у меня.
Арезандер даже бровью не повел. Более того, его, как видно, забавлял тот факт, что мне понадобилось так много времени, чтобы это осознать. А я была в таком шоке, что даже не сразу вспомнила, с кем говорю. Я только что назвала Сира сиров бхиксом. Кидхи на такое реагировали очень болезненно – на древнем языке это означало «помесь» и имело пренебрежительную окраску.
– Простите, – пробормотала я, – это было неподобающе.
Арезандер оттолкнулся от двери, тем самым дав мне пару дюймов свободного пространства.
– Правда не может быть неподобающей, – заметил он. – И фактически я уже третий по счету сир-бхикс, после моего отца и брата. Моя бабушка была из Андиллиона.
Это также объясняло, почему его кожа не такая бледная, как у прочих вакаров. И почему его волосы на свету приобретают такой сине-зелено-фиолетовый оттенок, как вороновы перья.
– Кроме того, вакары не выбирают Сира сиров, – продолжал