Так ведь это там уже случилось, хотя… будущее в прошедшем, если оттуда передали информацию и даже материальные вещи. То мы по отношению к тому времени где находимся на временной оси? Или саму эту ось можно изогнуть, изменить будущее? А как же возникающие при этом логические парадоксы? Ведь если мы изменим события в настоящем, из-за которых потомки передали нам информацию, то и события будущего станут другими, и у потомков не будет причин эту самую информацию нам передавать… Или в реальности действует иная логика?

— Совершенно верно, — вступил в разговор адмирал Лазарев. — В жизни логических парадоксов не бывает, только в умах людей. Течение времени можно сравнить с рекой, которая разветвляется на два рукава в тот момент, когда в прошлое вносится изменение. В том мире война кончилась в сорок пятом, а не в сорок четвертом, и мы потеряли на шесть миллионов людей больше. И линия раздела социалистического и капиталистического миров прошла не по границе ГДР и Франции, а рассекла Германию пополам. Север Норвегии не наш, и Проливы тоже, и на Дальнем Востоке есть две Кореи — впрочем, после у вас будет возможность ознакомиться с историей того мира. Пока же поймите, что тут мы развилку истории уже прошли — и теперь ничего не предрешено, и куда придем, неизвестно. Трудность же в том, что менять мы собираемся не столько текущий момент, где можно быстро получить отклик и поскольку "практика критерий истины", увидеть сразу, верно ли идем — а экстраполяцию истории уже в наше будущее. Историю изменить — не сделав тех ошибок. И по возможности, не наделать новых.

— Теперь вам понятно, товарищ Ефремов, куда мы вас приглашаем? — сказал Сталин — сообщество тех, кто в этом мире знает будущее, имеет самое горячее желание его исправить, и реальные возможности это осуществить. Можете называть нас "Орденом Рассвета", как иные товарищи это слово в оборот запустили. Что соответствует истине — поскольку, по вполне очевидным причинам требует и абсолютной секретности, и железной организованности. И мы рассчитываем на вас, товарищ Ефремов — вашу задачу товарищ Пономаренко уже разъяснил. Так вы беретесь?

И это оказалось правдой — слухи о некоем "тайном ордене", который правит СССР. Тем, кто болтал такое в коридорах обычно отвечали — как же, знаем, и зовется этот Орден — Совет Труда и Обороны (а раньше, в войну, был Государственный Комитет Обороны — который реально управлял страной). После такого — как не взяться, доверие не оправдать, да и интересно же… Иван Антонович перелистал страницы книги — которую он будто бы напишет когда-то. "В тусклом свете ламп, экраны и шкалы приборов казались галереей картин" — но позвольте, это ведь те же слова, какими он уже здесь, не далее чем неделю назад, начал новую книгу, посвященную вовсе не звездолетчикам далекого будущего, а морякам Северного Флота! Или все просто — его стиль, манера письма, и должны были проявиться сходным образом? Это совпадение окончательно убедило Ефремова в реальности происходящего.

— Но если там капитализм, то отчего люди того будущего помогают нам? Или они ведут там революционную борьбу с победившей буржуазией?

Воображение тут же нарисовало что-то в духе Беляева — группа подпольщиков-коммунистов, в ней изобретатель "машины времени", передают тайное послание предкам, чтобы что-то изменить. Однако он почти сразу отверг эту идею — наверняка создание настоящей машины времени должно быть сложным и дорогостоящим процессом, не то что у Уэллса, небольшая группа участников сопротивления едва ли на такое способна. К тому же, если подводная лодка К-25 явилась из будущего, в чем Ефремов уже не сомневался, так как это объясняло все связанные с нею неясности — то в ее отправке сюда явно должны были быть замешаны достаточно серьезные структуры.

— Там не было "декоммунизации" — ответил Кунцевич — хотя бы из-за того, что многие олигархи, это бывшие партийные чины. Но живы и не стары еще те, кто помнит СССР — а в армии, хоть и под прежним двуглавым орлом и российским триколором вместо красного знамени, остаются "товарищи", особенно в боевых подразделениях. И наша Победа в Отечественной, это святое — как бы ни пыталась всякая сволочь, и забугорная, и наша, принизить. Да и народ, капитализма вкусив, в целом трезвеет — ждали, чтоб будет колбаса ста сортов, а получили… Как там в большинстве относятся к реставрации капитализма — лучше не сказать:

— Вот так и вышло: ожидали "капитализм с человеческим лицом", а получили самый звериный, какого в то время даже на Западе уже не осталось — продолжил Кунцевич — и даже до самых умных из новых буржуев дошло наконец, что никогда они не будут для Фордов и Рокфеллеров ровней, а лишь баранами, которых стригут, и что без сильной страны за спиной, не будет им никаких куршевелей. Ну а народ в массе настроен даже более социалистически, чем в последние годы СССР — тогда всем было по барабану, привыкли уже к завоеваниям социализма. И что "партийные все решают".

— И получили, чего заслуживали, а как припекло, завопили "караул" — сказал Пономаренко — недаром Ильич называл мелкобуржуазную стихию большим врагом коммунизма, чем собственно буржуазия. Однако если искоренять ее методами Мао и Пол Пота, получим социальный взрыв и разочарование в идее еще скорее и вернее. Вот отчего сейчас формирование нового человека коммунистического общества, это такая же актуальная задача, как укрепление промышленной мощи и обороноспособности СССР. И времени у нас не так много — отложить "на потом" не выйдет. И если в войне было трудно, но ясно, как победить — то тут вступаем мы на путь нехоженый.

— Отдельные товарищи, из посвященных уже в нашем времени, высказали пораженческую мысль, что социализма нет вообще — произнес Сталин — а госкапитализм и есть высшая стадия общественного развития. Не поняли граждане, что приняли за правило лишь исключение — первую неудачную из-за недостаточно подготовленной научно-теоретической базы попытку. Что ж, первый блин часто, как говорится, комом, но мы, как истинные большевики, не должны из-за этого сдаваться. История не может быть против коммунизма! Потому что если бы это действительно было так — это значило бы, что человечество было обречено на гибель еще при возникновении. А если мы признаем это — то останется лишь лезть в петлю. Мы осуществили революцию — во взятии власти, в создании материальной базы, сумели эту революцию защитить от агрессии фашизма, ударной силы мирового капитала. Теперь нам надо совершить эту революцию и в общественном сознании — раз это наиболее важное отличие коммунизма от госкапитализма.