Ладно, дам вам еще один шанс — в виде бесплатного совета. Как называлась ваша эмигрантская газетенка, "Оковы нового мира"? Что говорите, просто "Оковы", ну это неважно. Помнится, вы там писали статью, что было бы, если Сталина во время вашей "коллективизации" убил террорист. И что тогда не только на месте монстра СССР была бы совсем другая, мирная и процветающая Россия — но и не было бы Великой Войны, ведь вы утверждали, что Англия и Франция так боялись вашу страну при сталинском режиме, что вырастили Гитлера как противовес. Попробуйте написать о том фантастический роман — как некто Первушин сочинял про Пугачева-победителя, или Наполеона, выигравшего Ватерлоо. Это будет отлично сочетаться с нашей серией, по главной идее. И вызовет одобрение в Госдепе — может даже, получите дотацию.

Хорошо, держите пятьдесят долларов. А то неудобно будет вам писать ваш шедевр на скамейке в парке. Но это не аванс, а займ — если не представите мне ваше творение, придется вам эти деньги вернуть.

Название — ну пусть будет "Оковы нового мира", чем-то нравятся мне эти слова.

Удачи!

…еще один разговор с главным редактором "Кольер Уикли", по телефону, уже после выхода номера из печати.

— Вы не могли взять в авторы кого-то другого — этот ваш Шервуд, хоть и гений и лауреат, на флоте не служил. И оттого мог сочинить, что подводная лодка всплывает на виду у эсминца, подставляясь под его пушки. Вы понимаете, что из-за таких неточностей ваш опус просто не воспримут всерьез? И при всем уважении к вам, я и мои друзья, а тем более правительство, не намерены инвестировать в провальные проекты.

— Сэр, мы хорошо знаем свою читательскую аудиторию. Смею заверить, что профессиональные военные моряки составляют там меньшинство. Зато получился эффектный пример коммунистических зверств, как раз в свете проводимой политики. Тираж разошелся весь, спрос увеличивается. И если вы поручили нам показать образ Америки — победителя в великой и справедливой войне, то уж позвольте нам самим выбирать, какими средствами это делать.

— Хорошо, но помните, что это ваше решение. Если в следующий раз из-за подобного ваш тираж и прибыль упадут, мы задумаемся, стоит ли продолжать наше сотрудничество. Удачи!

Иван Антонович Ефремов, старший научный сотрудник Палеонтологического института, зав. отделом низших позвоночных Палеонтологического музея, и по совместительству, начинающий писатель-фантаст.

Утром на столе зазвонил телефон.

— Иван Антонович, мы хотели бы вас пригласить на очень важное и интересное для вас мероприятие. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль за вами заедут. С вашим руководством все согласовано.

Голос Анны Петровны Лазаревой. Странно — к чему такая срочность? Орлов ничего не знал, кроме обычного — ему позвонили из Аппарата ЦК, попросив отпустить Ефремова на день, "а возможно, и дольше". Успокоил лишь, что на арест это совершенно не похоже — а вот что Иван Антонович понадобился для какой-то конфиденциальной консультации, очень может быть. Неужели где-то что-то совсем необычное откопали? Не наши, от Института, я бы знал — но если археологи на что-то наткнулись?

— Тогда бы нам запрос прислали, через руководство Академии — ответил Ефремов — при чем тут ЦК Партии?

— Ну, если нашли что-то такое, что сильно меняет картину мира — ответил Орлов — официальную, одобренную Партией.

По радио передавали новости. Сначала, как всегда, что внутри СССР — про скорый ввод в строй каскада ГЭС на Волге, трудовой энтузиазиазм строителей БАМа и Северной магистрали. Затем международные — о промышленном росте в ГДР и успехах сельскохозяйственных кооперативов Народной Италии. И про мир капитала — волнения во Франции, продолжается гражданская война в Китае, народ Индокитая под руководством товарища Хо Ши Мина героически сражается за свою свободу против колонизаторов и империалистов. Ефремову это напомнило атмосферу конца тридцатых, перед самой войной — когда мир поделен на два враждующих лагеря, и никто не хочет уступить, а значит, рано или поздно разразится гроза. И если в такое время ЦК Партии уделило внимание палеонтологии… Орлов прав, любой текущий вопрос шел бы по обычной линии, через АН СССР, директору института — обращение же к сотруднику этого института через голову непосредственного начальства было очень необычным. Консультация по какому-то секретному вопросу (как ни странно это звучало, применительно к мирной науке) — тогда Орлов должен был быть в курсе. Что гадать — увидим!

Ефремов прошел по музею, по новым залам, мимо "монгольских" трофеев — окаменевших останков крокодилов, черепах, кладок яиц динозавров, и конечно, самих скелетов, иные из которых до двадцати метров в длину и десятки тонн весом. Надел пальто, вышел на улицу, у подъезда стояли два одинаковых черных "зима". Ефремов замешкался, не зная в который садиться, но тут из одной машины водитель выглянул и помахал рукой, Иван Антонович узнал Кунцевича. А во второй машине сидели трое в штатском — охрана, в мирное время, посреди Москвы?

— А враг не дремлет. Совсем недавно, месяца не прошло, наша сотрудница едва не погибла, спасибо, в госпитале вытянули — ответил Кунцевич — а до того, вы ведь слышали, что было во Львове, газеты читаете?

И добавил, уже другим тоном:

— И о чем не писали. Там убили мою жену. Может помните, Иван Антонович, мы с Машей заходили к вам еще прошлым летом. И вот расписавшись, месяца вместе не прожили. А ведь у нас должен был сын родиться!

Помолчали. Затем Ефремов спросил, по какому вопросу он понадобился Анне Петровне. Кунцевич ответил — приедем, узнаете. И сам спросил — а вы, я слышал, в Синьцзян собираетесь, Иван Антонович? Верно, такой разговор в дирекции Института был — в Монголии экспедиция формально так и не завершилась, в прошлом году два отряда работали, в этом один, остатки подбирали. И с точки зрения организации было легче перенести работу на территорию рядом, чем после выбивать финансирование на совершенно новое дело. А Синьцзян казался очень перспективным — исследовать с точки зрения палеонтологии хотя бы "долину бесов" о которой рассказывал Обручев, прошедший там с Потаниным в 1893 году. В той экспедиции, географической и геологической, не было палеонтолога — а в тех краях вполне могут быть находки еще больше, чем в Монголии, местные жители рассказывали легенды о якобы лежащем там "кладбище драконов", что может быть только большим скоплением останков динозавров.

— А вы представляете, что такое Синцзян? — спросил Кунцевич — вы ведь там не были, а лишь в Монголии и нашей Средней Азии.

— Положим, Монголия сейчас тоже "наша" — заметил Ефремов — хотя и я тогда не сразу привык, что она уже не заграница, а союзная республика. Ну а Синьцзян, Джунгария, Урянхайский край — называйте как хотите — природой очень на юг Монголии похож. За исключением пустыни Такла-Макан, которую считают более страшным местом, чем Гоби. Однако ходили же там Пржевальский, Семенов, Козлов — еще при царе, не имея той поддержки, какую сейчас оказывает Советское государство нашей науке.

— Ученые — сказал Кунцевич — вам бы только географию и древние кости. Знаю, Иван Антонович, что вы перед поездкой в Многолию языком и культурой тех краев интересовались, и правильно, разведка перед выходом всегда нужна. Вот только я с сорок шестого по пятидесятый с Дальнего Востока почти не вылезал — и приходилось бывать по своим делам в тех самых краях, ископаемых костей не видел, зато насмотрелся на многое другое. Синьцзян, в отличие от Монголии, стык культур и цивилизаций, где перемешаны китайцы-ханьцы, уйгуры-мусульмане и буддисты с юга, и такая иногда "дружба", что трупы не считают. Пржевальский и прочие туда еще в спокойное время ходили — а после, в шестнадцатом, когда царизм подавил восстание Амангельды Иманова, туда сбежали все несогласные из наших казахов и киргизов, еще через три-четыре года там укрылись остатки белогвардейщины, и напоследок, разбитые басмачи, такая гремучая смесь образовалась, и все нищие, голодные, злые, к чужой жизни, а тем более собственности, никакого уважения. Вы таки еще собираетесь туда, Иван Антонович? Убьют вас аборигены — и косточек ваших не найдут в пустыне. Геологи наши там уже так пропадали.