* * *

Отпахав черт знает сколько лет с The Who, мы сделали первый перерыв в 1972 году. Шестимесячный творческий отпуск от всего этого рок-н-ролльного цирка. Было даже приятно залечь на дно. Товарищи по группе получили возможность разобраться со своими мыслями. Вы тесно связаны, иначе просто быть не может, но через долгие гастрольные месяцы нервы у всех уже взвинчены до предела. С возрастом, правда, становится легче. Сейчас все проходит очень спокойно: царит дружеская атмосфера, и мне это нравится, но тот перерыв в 1972 году принес огромное облегчение.

Я знаю, о чем вы думаете. Шесть месяцев досуга. Беспечная рок-звезда бездельничает в своей милой старой усадьбе со своей молодой красавицей-женой. Я уже говорил вам, что ненавижу ничего не делать. Какой смысл в жизни, если ты ничего не делаешь?

Первая неделя: зачистка деревянных балок от черных пятен, которыми их покрыли викторианцы.

Вторая неделя: зачистка балок.

Третья и четвертая неделя: зачистка балок.

Пятая неделя: надоело чистить балки, поэтому я построил себе домашнюю студию.

Шестая неделя: я дурачился в студии, когда позвонил Адам Фэйт. Он сказал, что ищет место для записи нового певца по имени Лео Сейер, поэтому я пригласил их к себе. Я всегда доверял Адаму как брату, а значит, он неспроста увидел в Лео что-то необычное. Это был потрясающий певец, абсолютный уникум. Но это ничего не значило, поскольку они не могли добиться для него хорошего контракта.

Соавтором песен Лео был Дэйв Кортни. Я предложил им написать для меня несколько песен. Тогда я бы выпустил сольную пластинку, чтобы привлечь внимание, и это могло бы помочь Лео заключить сделку. Единственное условие – это должно отличаться от песен The Who. Лео согласился и исчез. Честно говоря, я понятия не имел, что из этого получится. На следующей неделе, как раз тогда, когда я собирался с силами, чтобы в очередной раз пойти чистить балки, Лео и Дейв появились у меня с десятью песнями. Вот так, ни с того ни с сего. Мне предстоял выбор между балками и музыкой, поэтому мы сразу же начали записывать. Альбом Daltrey был выпущен весной 1973 года и продавался лучше, чем любой из более ранних синглов The Who. Однажды уровень его продаж достиг сорока тысяч копий в день. Однако с музыкальной точки зрения это была совершенно иная работа, и я осознанно пошел на этот шаг.

Сольные альбомы Джона и Пита были намного ближе к звучанию The Who, но я трезво расставил свои приоритеты. К сожалению, Кит и Крис вместе со звукозаписывающей компанией не разделяли моей позиции. Позже я узнал, что они сознательно сдерживали запуск продаж в Америке. Они волновались, что в случае успеха я оставлю The Who, а в то время The Who были их самым большим проектом. Мне было все равно. Мне постоянно говорили, что я должен уйти в сольную карьеру, но я не хотел быть сольным певцом. Я не хотел становиться вторым Родом Стюартом. Иногда я оглядываюсь назад и думаю, что должен был пуститься в сольное плавание. Но эта мысль никогда не казались мне правильной. Я был частью этой волшебной группы. Хоть это и не была самая популярная группа в мире, но то, что мы делали, казалось важным. Я получал удовлетворение от нашей работы.

Мы с Питом никогда не говорили о моем сольном альбоме, но я уверен, что он считал его сентиментальным дерьмом. Я знаю, что Джон считал мой альбом дерьмовым, потому что, когда его начали крутить по радио, он презрительно фыркнул. Не отставал от них и Кит. Мой двоюродный брат, фотограф Грэм Хьюз, сфотографировал меня с ореолом локонов, применив эффект мягкого фокуса, чтобы добиться ангельского вида. Я думал, что это вписывается в атмосферу Tommy, поэтому использовал эту фотографию для обложки альбома Daltrey. Затем этот снимок появился в журнале для подростков в виде двухстраничного разворота «пин-ап месяца». На следующее утро я получил письмо от Кита. Он вырвал мою фотографию из журнала и изрисовал мое лицо шариковой ручкой, оставив надпись: «Гадость». Это была своеобразная рецензия от него. Думаете, меня это заботило? Конечно же, нет. Я знал, что они возненавидят этот альбом. В этом был весь смысл. Чтобы сделать альбом, который бы понравился Джону, это должен быть какой-нибудь депрессивный дэт-метал. Меня бы тошнило от этой пластинки, зато он остался бы в восторге.

Единственным, что меня разозлило во всей этой истории, была реакция Кита и Криса. Они заведовали Track Records, но в первую очередь они были нашими менеджерами, моими менеджерами. И когда я отнес им запись, они просто разгромили ее в пух и прах, после чего у нас состоялся знатный спор в подвале Track Records. Они сказали, что мой альбом слишком мягкий, слишком нежный. Я возразил, что в этом и был весь смысл. Я не хотел отнимать хлеб у The Who. Мне хотелось сделать что-нибудь, что могло раскрыть меня с новой стороны. Не желая ничего слушать, они заявили, что это мусор.

Я расстроился и вышел из себя прямо там, в офисе. Успокоившись, я понял то, что должен был понять давным-давно: в глубине души они не отстаивали мои интересы. Все, чего они хотели, – это защитить свою курицу, которая несет им золотые яйца. После этого разговора я понял, что больше никогда не позволю им быть моими менеджерами. Как пелось в одной песне: «Спокойной ночи, Вена»[14]. После этого я передал бразды правления Биллу Карбишли.

За несколько недель до скандала я заметил в офисе одного парня. Это был большой высокий парень с бородой и короткими прямыми и черными волосами (скоро вы поймете, почему это важно), и я поладил с ним. Между нами возникла симпатия, поэтому я спросил Майка Шоу, нашего продакшн-менеджера, что это за парень.

– Это Билл, – сказал он. – Один из наших старых друзей.

– Откуда он родом, Майк?

– Он из Кеннинг-Тауна.

– Мне он нравится. Я думаю сделать его своим менеджером.

– О лучшем менеджере и мечтать нельзя.

– Не расскажешь его историю? – спросил я.

– Только это между нами, – сказал Майк, – но каждую ночь ему приходится возвращаться в тюрьму Пентонвиль. Он находится под стражей по решению Ее Величества.

Во всех биографических очерках и интервью, которые дал Билл Карбишли за эти годы, обязательно присутствует рассказ о семи годах службы в торговом флоте. Но Билл, человек, который стал моим менеджером в 1972 году, никогда не служил в торговом флоте, зато он побывал в тюрьме. Военно-морской флот был просто прикрытием, чтобы защитить его детей. Когда они повзрослели, он рассказал им правду. И теперь я тоже могу рассказать вам ее.

Билл родился в Форест-Гейте, а вырос в Кеннинг-Тауне. Он был старшим из шести детей, и его мама отправила его в школу на год раньше, чтобы она могла выйти на работу. Как и я, он ходил в гимназию – умный малый, который прошел программу на год раньше, чем все остальные. Как и у меня, у него не было привилегированного статуса, каким могли похвастаться другие дети в школе. Во время войны его отец был инженером морской пехоты Королевского флота и занимался ремонтом подводных лодок на Цейлоне. За каждую исправленную лодку он получал бутылку рома в благодарность.