Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майя Григорьевна всхлипнула и приложила носовой платочек к глазам.
– Майечка, не плачьте, я не могу видеть ваши слезы, – сказал Алик. – Знаете, мы с Александром, которого вы уже знаете, побывали на старом кладбище в Бобровниках, просто так, проезжали мимо. Это фантастика, доложу я вам! Джунгли, все заросло, старинные памятники, часовни и усыпальницы… Музей кладбищенского зодчества! Триста лет, известные мастера… Правда, многое украдено, разбито, просто развалилось от времени. Да и черные археологи постарались.
– Никогда там не была, – сказала Майя Григорьевна. – Даже понятия не имею, где оно. К нам ходил один черный археолог, Костя Судовкин…
– Ходил? А сейчас больше не ходит?
– Он пытался вынести карту и попался…
– Украсть?
– Да! Карту области с обозначениями курганов и древних поселений. К счастью, мы его вовремя схватили. Просто удивительно – солидный, казалось бы, человек! Он мог просто скопировать, а он украл. Какой-то клептоман, честное слово.
– Давно?
– В прошлом году. Теперь в архив ему путь заказан. Да его все в городе знают! Он работал в третьей школе учителем истории, потом – в музее, оттуда его выгнали – была одна некрасивая история. В общем, его отовсюду гонят. Если не ошибаюсь, у него был условный срок или штраф за раскопки в заповеднике, искал там клады. Причем с металлодетектором. Знаете, Алик, между нами: он мне нравился. И всем нашим тоже – обходительный, всегда скажет что-нибудь приятное или смешной случай расскажет про своих учеников. Когда его выгнали из музея, он говорил, что его подсидели, потому что директор собирался на пенсию, а его прочили на его место, и коллектив был недоволен, потому что у них там полная анархия: хочу – работаю, хочу – нет, прогулы и беготня по лавкам в рабочее время. А с ним такие номера не проходят. Потом Леночка Стецько из музея рассказала, что он украл личную печать губернатора, восемнадцатый век. И попался как-то по-дурацки – выронил ее из кармана прямо при всех. Конфуз был страшный! Просто удивительно, его все время ловят, какой-то прямо невезучий. Тогда мы тоже стали присматриваться и поймали его с картой. А на про́водах директора музея его опять поймали прямо у того в кабинете, копался в бумагах. Директор собрал всякие ненужные бумажки в коробку, приказал завхозу сжечь, а Костя рылся там. Ну, его опять поймали и выгнали. Какой-то неудачник, честное слово!
– Он один у вас такой шустрый? – спросил Алик.
– Пару лет назад был еще один, мальчишка, студент истфака. Тот вообще не стеснялся, греб все подряд – писал дипломную. А в последнее время – только Костя Судовкин. Правда, три года назад попался профессор из нашего педуниверситета, очень извинялся, говорит, помутнение нашло, жарко, душно, а у него давление. Ну, мы не стали никуда сообщать, просто закрыли ему доступ на год. – Она задумалась на миг, припоминая: – А! Помню, был еще случай, четыре года назад…
Голова у Алика шла кругом. Майя Григорьевна была славной женщиной, но рот у нее не закрывался. От Судовкина и других нарушителей она перешла на соседей, которые все время ссорятся – супружеская пара, – и она иногда думает: как хорошо, что она свободна. Мамочка умерла два года назад, и с тех пор она одна. Есть, конечно, мужчины, солидные, интеллектуалы, обращают внимание и приглашают, например, преподаватель механики из политеха, который интересуется первым трамваем, запущенным в городе, и вообще инженерным делом, сидит у них часами. Очень серьезный и, между прочим, одинокий. Однажды проводил ее домой, намекал на чай, но было уже поздно, и она сказала, что устала, а он, наверное, обиделся…
– Вот вы бы, Алик, обиделись на его месте? – Майя Григорьевна, улыбаясь, смотрела на него. – Я всегда считала, что мужчинам нравятся недоступные женщины. Я права?
Алик чертыхнулся мысленно, соображая, как выкрутиться из недужного разговора с дальним прицелом на одиноких мужчин вроде него самого. Тут затрепыхался его айфон, и Алик с облегчением закричал в трубку:
– Саша? Да! Да! Слушаю! Когда? Сейчас? Вообще-то я занят… – Он покосился на Майю Григорьевну. – Понял, ладно, ага… Не может быть! Бегу! – Он с облегчением вскочил и сунул телефон в карман, представляя себе недоумение клиента, который всего-навсего спросил, когда они смогут встретиться. – Майечка Григорьевна, дорогая моя, я должен бежать! Какие-то проблемы у Саши, вы его знаете, он очень просил, без меня никак. Простите великодушно!
Алик вибрировал, распираемый чувством вины, с облегчением, на ходу уже доставал из портмоне купюры и целовал ручку Майе Григорьевне.
– Алик, позвоните мне, – сказала она печально. – Может, сходим на пляж как-нибудь, я знаю прекрасные места…
– Конечно, Майечка Григорьевна! – вскричал Алик, готовый пообещать что угодно, лишь бы немедленно свалить. – Я позвоню!
Он вылетел на солнечную улицу, пробежал по инерции квартал и упал на лавочку в стекляшке на троллейбусной остановке, достал носовой платок и вытер взмокший лоб! Подержал в руке айфон, раздумывая, не позвонить ли Шибаеву похвастаться, что нарисовался вероятный заказчик – персонаж, наследивший и в музее, и в архиве. Тут он вспомнил, что Шибаев не пришел ночевать, отключил телефон и до сих пор не отзвонился, и почувствовал себя обиженным. Ну и не надо, пробормотал Алик, давай, вытирай нос своей неадекватной, обойдемся!
Он еще немного посидел на лавочке, рассматривая прохожих, потом поднялся и неторопливо отправился в «Пасту-басту» перекусить, попутно вспоминая разговор с Майей Григорьевной. Сел у окна в полутемном зале, заказал теплый салат из телятины с овощами-гриль, полста пива, достал из портфеля распечатку плана действий и ручку. «Подведем итоги», – сказал он себе, рассматривая начертанное утром, делая пометки и ставя птички. При этом он бормотал следующее: «Так, отчет Алоизу готов, пусть посмотрит Ши-бон, в архиве отметились, желтый список получили, имя вероятного заказчика – Костя Судовкин – в скобках под вопросом. Можно еще поспрошать в музее, узнать поподробнее, чего он там у них намутил. Пункт три насчет облома с Майей убираем как нерелевантный, сплетни узнали, какие документы смотрел Клямкин, похоже, более-менее ясно, хотя ни фига не ясно – кому они нужны! В кафешку М. пригласили… – Алик поежился. – Приятная женщина? Без выпендрежа? Ну… в каком-то смысле. И главное, все рассказала сама, всего пара наводящих вопросов с его стороны. Молодец, Дрючин!»
Тут ему принесли громадную майоликовую сине-зеленую тарелку с салатом и пиво. Алик с чувством выполненного долга отхлебнул из кружки и потянулся за вилкой.