Глава 18

Тайное, явное… кто судья? И что вообще происходит?

Шибаев опасался истерик и требований остаться, но девушка была молчалива и сдержанна. Она не бросалась чашками, не кричала, только сказала:

– Саша, звони, не забывай.

Она стояла на крыльце и смотрела, как он идет к машине – он чувствовал между лопаток ее взгляд. Шибаев поймал себя на мысли, что не испытывает облегчения, как в прошлый раз, только непонятную заторможенность и сонливость. Она открылась ему с новой стороны, и он подумал, что есть раны, которые никогда не затягиваются. Разумом человек понимает, что все кончилось, нужно переступить и идти дальше, но ничего не может с собой поделать. Страх сбивает с ног, заставляет прятаться, бегать с ножом и резать себе руки. Он невольно взглянул на свои ладони, вспомнил, как взял нож и испачкался, ее платье в крови и сочащийся разрез на руке. Черный человек… Четыре дня в каморке, голая лампочка на кривом шнуре, вода и печенье… И страх! Страх, что убьют, изнасилуют, оставят умирать. Черный человек в маске… Он ей снится, она слышит его шаги, хватает нож и запирается в спальне. Она не может оставаться без присмотра… Почему все-таки убили Храмова? Он принес деньги и уже уходил, когда ему в спину выстрелили. Два раза. Оба выстрела были смертельными, сказал капитан Астахов. Хватило бы и одного. Лисица считает, что здесь чувствуется некий личный мотив. «Мы перебрали всех и ничего не нашли», – сказал капитан. Неизвестность пугает, потому ей кажется, что ее хотят убить. Ей снится негаснущая лампочка на кривом шнуре, человек в черной маске и заколоченное окно. Шок, стресс, да, да, конечно, еще всякие умные термины, но вообще здорова, пройдет со временем. А ей снится черный человек, она бегает по дому с ножом и режет себе руки. А если вены? И глотает таблетки. Бедная девчонка. Ни семьи, ни друзей. Храмов принес похитителям триста тысяч зеленых. А сколько еще осталось? Наследница продала бизнес, деньги в банке. Если достали Храмова, то достать ее намного проще. Вот чего она боится! Капитан сказал, что скорее всего действовали гастролеры. Наскок и снова в нычку. Их уже и след простыл, а она ждет и боится. Вот почему выдумала черного человека и шарахается от собственной тени – ожидает, что на нее рано или поздно выйдут убийцы мужа. Все время ждет. Или уже вышли? И тогда она бросилась за помощью к нему, Шибаеву? Не знает, как поступить, боится полиции… Или все-таки мания преследования?

Шибаев съехал на обочину и заглушил двигатель. Постоял минуту-другую, обдумывая возникшую идею, включил зажигание, развернулся и поехал обратно к ее дому. Запарковался поодаль и стал ждать. Он не был уверен, что поступает правильно, но где-то внутри билось чувство – нужно с чего-то начинать. Он удивился, почему такая простая мысль не пришла ему в голову раньше. Богатая наследница – легкая добыча. Тем более одинокая, без друзей, без семьи. Они убили Храмова, не упустят и ее. Странно, если бы упустили. Черный человек как предвестник беды. То ли явный, то ли воображаемый, то ли порожденный страхом и ожиданием беды. А может, что-то варится вокруг, и она не может не чувствовать? Незапертые двери, подглядывание в окна, шаги. Он вспомнил их первую встречу: как она все время оглядывалась и уверяла, что у нее все хорошо, как опрокинула стаканчик с кофе и смотрела на растекающуюся лужу, не сообразив, что нужно сделать… Алик рассказывал: наука такая есть о жертвах… Виктимология! Некоторые типажи предрасположены стать жертвами, просто напрашиваются, убеждал Алик. Что-то у них в генах, допустим, лишняя хромосома, и они притягивают преступника. Они еще поспорили: он, Шибаев, не соглашался и доказывал, что любой может стать жертвой, не нужно никаких сомнительных теорий. Одноклассница, которая сейчас в Нью-Йорке, рассказывала, что в службе адаптации ей вручили листовку о правилах выживания в большом городе. В смысле, выполняй правила поведения, чтобы не нарваться, и будет тебе счастье. Например, не заходи в лифт с незнакомым мужчиной, не открывай входную дверь, не спросив, кто там, не держи в сумочке деньги, носи для самозащиты спрей и так далее. Сейчас, глядя на Лину, несчастную, испуганную, дерганую, ожидающую беды, он начинал сомневаться в собственной правоте. Девушка выглядела как классическая жертва, описанная Аликом…

Алик! Шибаев чертыхнулся – он совершенно о нем забыл! Придется объясняться и выслушивать занудные упреки… Он набрал Дрючина, но, к его удивлению, тот сбросил звонок. Обиделся!

Через час, когда Шибаев уже сомневался в необходимости задуманного, тем более голова все еще была тяжелой, клонило в сон, и он задремал, упершись лбом в сложенные на руле руки, он услышал рев двигателя, и мимо него проскочил на большой скорости черный «Рейндж Ровер». Шибаев чертыхнулся и подумал уже в который раз, что рано или поздно она угробит и тачку и себя.

Он держался на расстоянии и только чертыхался сквозь зубы, наблюдая ее финты и подрезы, и перевел дух, только когда она криво запарковалась на площадке у «Мегацентра». Ему было видно, что она сидит в машине неподвижно, запрокинув голову, и он подумал, что ей стало плохо. Усилием воли Шибаев удержался от желания немедленно бежать и спасать, приказав себе: «Сидеть!» Посмотрел на часы: было без трех двенадцать. Он вдруг ощутил спазмы в желудке и перед его мысленным взором появилась большая тарелка жареной картошки с парой котлет. Он сглотнул невольно – у него мелькнула мысль: гори оно все синим пламенем, сейчас бы в кафе и врубить, но тут дверца машины открылась, и Лина выбралась наружу. Вытянула руку с брелком, закинула сумочку через плечо и неторопливо пошла ко входу в пассаж.

Шибаев, выждав пару минут, последовал за ней. Он отметил, что она прекрасно выглядит, причесана и застегнута, от расхристанности, к которой он уже стал привыкать, не осталось и следа. На ней была короткая пестрая юбка и голубая блузка с короткими рукавами, волосы подняты на затылок и свернуты в ракушку. Она не торопясь шла мимо бутиков, останавливалась, рассматривала витрины, иногда заходила внутрь, и тогда он напрягался, так как терял ее из виду. Шибаев слонялся вокруг, рассматривал не нужное ему барахло, косметику, бижутерию, поглядывая в сторону бутика и боясь ее пропустить. Народу было прилично, в основном женщины, и смотрелся он нелепо – так ему думалось. Тем более приходилось держаться близко к Лине, что также напрягало. Это была не его территория, он казался себе великаном