Она поднялась со скамейки, все еще напуганная, но полная решимости, свернула на нужную улицу и отыскала мастерскую. Не увидев старого Томаса на обычном месте возле двери, Лига успокоилась: раз мастерская пуста, у нее ничего не выйдет, и это к лучшему. Однако, приглядевшись повнимательней, в глубине помещения она заметила Джозефа, как обычно, работающего за деревянным токарным станком. Ну вот вроде бы все складывается, нервно подумала Лига. Возле мастерской никого не было, хотя на обоих концах улицы сновали люди.

— Доброе утро, — поздоровалась она. Как можно быть такой неуклюжей, просто стоя у входа? Да, она чувствовала себя неуклюжей, словно грубые самшитовые колоды, что просушивались возле стены.

Джозеф повернул к ней добродушное лицо.

— Здравствуйте, мисс, — как обычно, негромко произнес он.

— Можно посмотреть, как ты работаешь?

— Смотрите, пожалуйста. — Он отвернулся к станку.

Лига придвинула к себе одну из табуреток с точеными ножками, стоявших вдоль стенки. У нее в избушке мебель не такая изящная. Если она выйдет замуж за столяра, тот смастерит ей кучу всяких красивых вещиц для дома. Только где будет этот дом? Сидя на табуретке, Лига украдкой разглядывала профиль Джозефа. Согласится ли он перебраться в лесную хижину, или ей придется переезжать к нему и жить вместе с его родителями, братьями и сестрами? И там, и там она будет чувствовать себя странно. Замужество, свадьба, она в роли невесты — странно! И как девушки склоняют мужчин, столь сосредоточенных, занятых своей работой, к браку? Как это вообще делается?

— А где твой отец? — спросила Лига.

— На лесопилке, выбирает древесину.

Охо-хо, значит, никто не придет и не сорвет ее планы (по правде говоря, она втайне надеялась на это). Лига продолжала наблюдать за работой: на пол желтоватым снегом падали опилки, ленточкой вилась стружка, все более гладкой становилась деревянная чаша в руках столяра. Его руки… Каким образом отвлечь их от полезного и нужного труда, как перевести внимание мастера на женщину, на ее собственные руки, лицо? Лига ощутила на щеке шероховатую, точно кусок дерева, лапу Медведя, увидела перед собой его глаза, которые светились одновременно восторгом и смущением, услыхала шумное дыхание, производимое огромными легкими.

— Скажи, Джозеф, — осторожно начала Лига, — у тебя есть… возлюбленная? Э-э… подруга?

— Нет, — ответил он чаше, манерой и тоном не осаживая Лигу, но и не поощряя к дальнейшему разговору.

Выходит, она просто получила ответ на свой вопрос. Ладно, это уже кое-что.

— А тебе хочется, чтобы она была? — Ну и брякнула же! — Хоть иногда?.. — прибавила Лига, желая смягчить прямоту, и затем, совсем растерянно: — Когда-нибудь хотелось?

Джозеф устремил на нее взор, в котором, кажется, сквозила улыбка. Вероятно, он смеется над ней, над ее неловкостью и глупыми стараниями. А еще в его глазах… О господи! Лига не умеет читать по лицам; если кого и понимает, то лишь родных дочек. Она не приспособлена находиться вне дома и совершенно не разбирается в людях!

— Нет?.. — разочарованно произнесла Лига и смутилась, осознав, что выглядит жалко.

Джозеф бросил на нее еще один взгляд, такой же загадочный, как и первый. Стало быть, он слышал вопрос. Может, просто еще не определился? Однако же, посмотрите на эти руки: руки мужчины. А лицо? Крепкий подбородок, на котором золотится щетина, тоже очень мужественный. Неужели он стесняется? Погодите, ведь этот парень как раз и привлек ее своей застенчивостью, напомнила себе Лига. Она знала, что Джозеф не наберется смелости обидеть ее отказом. Возможно, она заранее предполагала, что мысль о девушке придется ему внушить, поскольку сам он слишком робок, чтобы задумываться о таких вещах.

Затаив дыхание, Лига протянула руку и провела тыльной стороной пальцев по щеке Джозефа. Его лицо было теплым; колючая щетина по контуру подбородка поблескивала так же, как золотившаяся в солнечных лучах поросль вокруг рта.

Он чуть-чуть отодвинул чашу от резца, убрал ногу с деревянной педали под верстаком, и вращение прекратилось. Лига испуганно отдернула руку.

Джозеф невозмутимо сидел и держал в ладонях чашу, опираясь запястьями о верстак. Он уже совсем было собрался опять приступить к своему занятию — Лига видела, как напряглась его нога, готовая вновь нажать на педаль, — когда она тихонько позвала:

— Джозеф?

Нога расслабилась, однако мастер не поднимал глаз от станка. Не то чтобы ему не терпелось продолжить работу, и все же…

Лига обвела взором безлюдную улицу. Взяла Джозефа за локоть, отняла его руку с чашей от станка, разогнула, положила к себе на колено. Забрала чашу, поставила на верстак. Мягкая, несопротивляющаяся рука лежала у нее на коленях, мужская рука — диковинный зверь. Лига вложила в нее свою ладонь, вторая ладонь скользнула вниз. Рука Джозефа была теплой, припорошенной древесной пылью; тыльная сторона покрыта короткими, жесткими и упругими волосками, изогнутыми, словно ресницы. Неужели Джозеф сжал ее руку, или все-таки Лига сама передвинула его пальцы к себе на запястье?

— Иногда мне бывает очень одиноко, — призналась она его ладони. — Я подумала, может быть, ты тоже испытываешь одиночество, если у тебя нет девушки.

Лига подняла голову, посмотрела на Джозефа, но не увидела в его глазах того, на что надеялась — мыслей, сомнений, желаний. Всегдашняя приветливость как будто бы рассеялась, зрачки странно замерцали: вместо темной глубины в них вдруг промелькнуло небо, льдистая стужа, неровные серые прожилки на фоне бледной пустоты…

— Джозеф! — в испуге воскликнула Лига. — Мастер!

Взгляд столяра опять потеплел.

— Да, мисс?

— Меня зовут Лига.

— Хорошо.

Пальцы Джозефа по-прежнему покоились в ладонях Лиги. Казалось, он смотрит на нее так же, как на чашу, которая выходила у него из-под рук на станке.

— Что это было? — Страх обжег Лигу горячей волной. — Что с тобой произошло? С твоими глазами?

— Ты просишь слишком многого, Лига. — Джозеф опустил взгляд, однако в нем опять сверкнуло небо. — Я не создан для этого.

— Для чего? — у Лиги едва повернулся язык выговорить эти слова.

— Испытывать… чувства. Не важно, одинок я или нет.

Лига оцепенела от ужаса. Ветер, холод и, хуже всего, необъятная пустота, которую она видела во взоре Джозефа, перешли в голос. Посмотри она сейчас ему в глаза, они тоже оказались бы пусты и белы, как луна. Однако он назвал ее по имени. Он знал ее лучше, чем следовало бы знать Джозефу Столяру, лучше, чем Ада Келлер, матушка Тейлор или любой другой житель города, всей страны. Возможно, даже лучше, чем Лига знала сама себя. Самые дальние уголки ее души, самые потаенные мысли были известны здесь всем и каждому, всему живому и неживому.

Джозеф не поднимал головы и продолжал глядеть на сплетенные руки, но молочно-белое сияние, исходившее из его глаз, отражалось и подрагивало на коленях Лиги. Мир вокруг нее вдруг истончился, стал хрупким, пошел мелкими волнами, точно вышивка на занавеске, а за той занавеской простирался хаос, свет, который мог ослепить.