— Отстань от нее! — Эдда подбежала к ним и оторвала разъяренного коротышку от Бранзы, которая, пытаясь защититься, прикрывала руками грудь и лицо.

— Гадкая ведьма! Испортила мой прекрасный камзол своими ручищами! — Недавний страх коротышки сменился бешеной злобой. — Ты хоть представляешь, во сколько он мне обошелся? Знаешь, сколько раз мне пришлось возвращаться в ваш занюханный паршивый мирок, чтобы добыть нужные средства?

Пум-пум-пум! Забарабанили маленькие острые кулачки, карлик набросился на Эдду. Ошеломленная Бранза отбежала в сторону.

— Я не прикасалась к его камзолу! — жалобно сказала она сестре, все еще не решаясь отнять руки от груди.

— Брысь от меня! — Эдда оттолкнула карлика. — Мы спасли тебе жизнь, и не однажды! Это называется благодарностью?

— О какой благодарности вы лепечете, жалкие создания?! Благодарить вас за то, что вы почти лишили меня мужской красы и гордости, а теперь еще изорвали в клочья изысканный камзол? Поглядите, от него остались одни дырки!

— Мы тут ни при чем, это все орлиные когти. Попробуй-ка призвать к ответу птичку, если осмелишься! Давай, давай проваливай! — Эдда сердито захлопала в ладоши, прогоняя карлика. Внезапно девушка стала такой большой — почти вдвое выше коротышки! — что он попятился. Малорослик сразу как-то обмяк, гнев снова сменился страхом. Он беспомощно шлепнулся на зад и скорее пополз, чем побежал прочь, бормоча себе под нос:

— Мокроносые потаскушки! Грязные судомойки! Что толку с них мужчине? У самих когти и клювы не хуже птичьих, куры безмозглые!

Эдда еще немного покричала вслед карлику, затем обернулась к сестре:

— Поцарапал тебя?

— Вот здесь больно. — Бранза дотронулась до двух свежих ссадин на шее. — Кровь не течет?

— Нет, но царапины сильно распухли.

— Кажется, он на мне живого места не оставил. Правда, я ему тоже как следует наподдала.

— По-моему, он просто одурел от ужаса. — Эдда наблюдала, как сестра осматривает свои синяки и шишки. — Тебе достались все удары, которые причитались орлу.

— С его-то ручонками? — нервно хохотнула Бранза. — Куда ему дотянуться до меня своими культяпками! — Она рассеянно огляделась по сторонам. — Интересно, где мои башмаки? А куда делась корзина?

По дороге в город девушки успокоились. Пока они занимались обменом, приобретали батист, фасоль и пряности, Эдда не уставала поддразнивать Бранзу по поводу Ролло Груэна. О своем добром поступке — спасении карлика от неминуемой смерти — сестры уже не вспоминали.

Однако же на обратном пути через лес, рядом со Священным холмом, у каменных развалов, им опять встретился мерзкий недомерок! Увидев в стороне от тропинки растрепанного маленького человечка в рваном, заляпанном кровью камзоле, Бранза пришла в смятение, а ее младшая сестра удивленно подняла брови. Карлик сидел подле большой кучи разноцветных блестящих камней — чтобы унести это добро, понадобились бы все его коротышечные силенки.

— Ого! — воскликнула Эдда. — Вот они, сокровища, о которых говорится в сказках! Помнишь, Бранза? А это, это — гляди-ка! Я спрашивала у Ма, она сказала, эти шарики называются жемчугом.

— Ты же обещала не рассказывать маме! — укорила сестру Бранза.

— Я и не рассказывала, просто узнала, что они называются жемчужинами. Ма говорила, в некоторых странах жемчуг ценится очень высоко. Должно быть, этот коротышка — скряга из сказки.

Карлик, занятый подсчетом серебряных монет, сердито зыркнул исподлобья:

— Ступайте своей дорогой и не суйте длинные носы куда не надо!

— Посмотри, сестренка, его манеры ничуть не улучшились! — фыркнула Эдда. — А ведь еще бы чуть-чуть, и наш приятель, заклеванный до смерти, отправился бы на корм орлятам!

— Идем, Эдда. — Бранза потянула ее за рукав. — Это дурной человек. От того, что ты его пристыдишь, он не исправится.

— Ты права, беспородная шавка, я злой и нехороший. Пусть подружка отведет тебя обратно в вашу Доброляндию, Миляндию или Слюнляндию. Или, говоришь, вы сестрицы? Что-то не похоже. Видать, разные папаши потрудились! Шлюхи из шлюхиного чрева! — Карлик брезгливо сплюнул. — Небось даже не соображаете, о чем я говорю, темные вы крестьянки! Покажи я вам своего дружка, вы решите, что это морковь или репа!

Его лицо беспокойно вытянулось, когда Эдда нагнулась и взяла из кучи крупный рубин.

— Ну, жадина, и как называются драгоценности этого замечательного цвета?

Она потерла рубин о рукав, но тут же ойкнула и едва не выронила его: темно-вишневый камень подпрыгнул и встал на тоненькие лапки; с одной стороны у него вырос клюв, с другой — хвост. Рубин оброс перышками и встряхнулся: на ладони у Эдды сидела малиновка. Птичка вспорхнула на ветку березы и звонким щебетом высказала свое недовольство.

— Бранза, ты видела? — ахнула Эдда.

— Убери свои немытые лапы от чужого добра, распутница! — Карлик вскочил с земли.

— Послушай, как ты это делаешь? Как превращаешь птиц в драгоценные камни, а лягушачью икру — в жемчуг? — вытаращила глаза Эдда. — Я тоже хочу научиться!

— Прочь! Отойдите подальше, лахудры, а то превратите все мое богатство в груду мусора!

Упрямая Эдда не повела и ухом.

— Откуда ты пришел, господин?

— Из… — Карлик подбоченился и принял позу, которую можно было бы счесть угрожающей, будь он повыше росточком. — Из вонючей задницы мира! Разрешаю вам называть меня мистером Зловонским. Я попал к вам через задний проход земли, а когда закончу здесь свои дела, протиснусь обратно тем же путем. Ну, что уши развесили, никудышные девчонки? Давайте топайте отсюда!

Эдда недоверчиво рассмеялась.

— Господин, ты так странно разговариваешь, я и половины слов не разберу!

— И так понятно, что он бранится, — поджала губы Бранза. — Идем, Эдда, ну его.

Не успели сестры сделать и шага, как за спиной карлика послышалось глухое рычание. Бранза и Эдда от ужаса приросли к земле; карлик коршуном бросился на груду сокровищ, пытаясь накрыть ее своим тщедушным тельцем. За деревьями снова раздался рык, затем сестры явственно ощутили запах дикого зверя, и вот из леса вышла огромная темная гора, покрытая бурым мехом, яростно раздувающая ноздри. Тяжелые лапы, круглые уши, острые клыки и длинные страшные когти!

Втянув носом запах, Эдда схватилась за Бранзу:

— Это медведь! — воскликнула она.

Сестры прижимались друг к дружке, трепеща: младшая — от восторга, старшая — от ужаса перед грозным животным, от которого исходило не дружелюбие, но враждебность.

— Милосердные небеса! — заверещал коротышка, лихорадочно подгребая под себя драгоценности.

— Он словно кукла, — прошептала Эдда, — словно котенок! Совсем крохотный по сравнению с медведем!