Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К малышу, которого ждет пассия Петра, я ничего плохого не испытываю. Кроха ни в чем не виноват. Не он выбрал своих родителей, поэтому я спокойно поясняю Кристовскому свою позицию, но мужчина морщится.
На его красивом лице появляется жесткость. Адвокат смотрит на меня пару секунд. Будто решает, стоит ли говорить, и в итоге поясняет:
– C любовницей Станиславского не все так просто, Нина.
– В смысле?!
– Там очень неоднозначная история.
– Кирилл… поясни, пожалуйста.
– Ее нашли избитой… очень сильно избитой, Нина… Там все лицо в кашу и… не только… тяжелые травмы, перелом таза… ребенок не выжил…
Возглас слетает с губ, и я прикрываю рот, уже знаю, что услышу, но, тем не менее, слова Кристовского оглушают.
– Только узнав о смерти Станиславского, она решилась написать заявление на него…
То, что говорит Кирилл, просто обескураживает…
Я просто замолкаю и во все глаза смотрю на мужчину. У меня в голове не укладывается, как я столько лет могла прожить с монстром, который так хорошо камуфлировался.
Да, Петр всегда был отдален от меня, мы с ним не были близки, но я думала – это просто характер такой замкнутый, а сейчас… сейчас я во все глаза смотрю на Кристовского и просто поверить не могу, что это все не плод больного воображения.
– За что он так с ней? Как можно вообще так избить женщину?
Спрашиваю, а у самой губы дрожать начинают, вспоминаю, как мой муж угрожал мне, как пугал и говорил, что заставит страдать, отнимет все, и теперь я понимаю, что это не было запугиванием, а действительно маска начала спадать со Станиславского.
– Я не знаю, – отвечает Кирилл, – как мужчина… не знаю, каким зверем надо быть, чтобы нанести такие побои… Но как юрист… я зашел к любовнице Станиславского.
Кристовский смотрит на меня своими цепкими и внимательными глазами. Красивый он, молодой еще, а такой матерый хищник.
– Мне удалось разговорить эту женщину. Не быстро. Но я обещал ей кое-какую материальную помощь, посоветовал хорошего пластического хирурга, так как нос там придется оперировать и так далее…
– Словом, ты дал ей денег? – приподнимаю бровь, и Кристовский пожимает плечами.
– В моем деле и не на такое приходится идти, но я тебе скажу, что игра всегда стоит свеч.
– И что же ты выяснил?
Спрашиваю и замираю, а Кирилл бросает на меня внимательный взгляд.
– Ребенок, которого носила любовница Станиславского… он был не от него…
Пауза. Мне нужно мгновение, чтобы информация дошла до воспаленного сознания.
– Не его? – повторяю вслух, а выходит со знаком вопроса.
– Да. Она точно знает, так как по срокам сходится. Девушка там оказалась весьма ветреная, порыв, так сказать, сломил, и она со своим тренером разок после тренировки расслабилась после лечебного массажа. Говорит, не поняла, как так произошло, но секс был незащищенный. Тогда твой муж был в командировке, вернулся через три недели, и к тому времени тест уже показал две полоски.
Прикрываю веки. Качаю головой. Мне кажется, что я угодила в какое-то зловонное болото, и чем глубже я в него погружаюсь, тем ужаснее все… будто утягивают на дно…
Оказывается, я и близко не знала всех тайн своего мужа.
Я не знала этого человека и его мира… его реальность только сейчас приоткрывается, и меня уносит в пучину.
Пока я перевариваю полученную информацию, Кристовский получает звонок на телефон. Извиняется и отходит к окну, разговаривает со своим партнером по бизнесу, вальяжно положив одну руку в карман идеальных брюк, а я изучаю этого мужчину.
Высокий. Широкоплечий. Идеальный костюм облепил мощную фигуру, которая прямо говорит о том, что этот человек привык к силовым тренировкам, взгляд цепляется за край татуировки, которая виднеется из-под белоснежного воротника баснословно дорогой рубашки.
Надо же. Кирилл Кристовский, кажется, сочетает в себе идеальную внешность бизнесмена и бунтарский дух, который проявляется в татуировке на шее…
Идеальная стрижка. Лоск. Богатство. Так выглядит один из самых знаменитых адвокатов страны. И он дружит с Вадимом…
Вспоминаю, что именно он вытащил Царева, когда мой муж упрятал его в тюрьму по ложному обвинению, и становится очень интересно, как эти двое мужчин познакомились, ведь что-то говорит мне о том, что в их прошлом есть много чего интересного…
Кристовский заканчивает разговор и приближается ко мне.
– Итак. Нина. На чем мы остановились? – спрашивает и в глаза мои смотрит, а я не обманываюсь.
Такие, как Кристовский, ничего не забывают, иначе не взобрались бы столь высоко и не воевали с такими подлыми людьми, как Петр.
– На том, что любовница моего мужа забеременела от своего спортивного тренера и попыталась повесить этого ребенка на моего мужа.
Кирилл прищуривается и смотрит мне прямо в глаза.
– А теперь, Нина, скажи мне точно, ты уверена в том, что Петр не знал об интересном положении этой женщины? Я хочу понять, была ли эта новость для него неожиданностью, или же эта расправа является спланированным актом. Я имею показания любовницы Станиславского, но, скажем так, всегда должен попытаться перепроверить информацию. Такая уж профессия, а может быть, и характер.
Оголяет зубы в белоснежной улыбке, явно пытается снять напряжение, которое повисло между нами.
А я… отвожу взгляд… фокусируюсь и вспоминаю…
Затем поднимаю голову и отвечаю четко.
– Он не знал. Муж приволок эту женщину в наш дом, думая, что я у родителей, а я была там… хотела сюрприз сделать. А вот сюрприз получился для меня… они там… в общем… он почти ее у двери… и я уронила статуэтку от шока, когда пошатнулась, они увидели меня… и слово за слово, и тогда эта его… она сказала, что беременна… он не знал… она при мне ему рассказала…
Слова выходят рваными, а перед глазами кадры той ужасной сцены, которая стала триггером всего, что произошло дальше…
Кирилл кивает.
– Значит, сходится, Нина. Беременность любовницы стала неожиданностью также и для твоего мужа, и вот тут у меня появляется вопрос.
Качаю головой, смотрю на Кристовского с недопониманием.
– Какой вопрос? – спрашиваю с заминкой.
– А вот такой. Чем спровоцирована такая жестокость Станиславского по отношению к беременной женщине, которая носит якобы его ребенка? Он бил в живот, исходя из показаний любовницы. Прицельно. И кричал, что не позволит себя разводить как лоха… Это уже