Во все эти дела графа были посвящены лишь несколько ближайших его помощников. Но лишь один Жак знал, что Фрэдди втайне от всех помогает некоторым талантливым ученым. Для этого был создан специальный фонд, на деньги которого содержались семьи этих ученых и приобретались дома подальше от шумного, перенаселенного Лондона, чтобы блестящие умы могли спокойно мыслить, не думая о житейских проблемах.

Граф Монкриф искренне считал себя передовым человеком, свободным от всяких предрассудков и пережитков прошлого. Но лишь сейчас он вдруг подумал, что это не совсем верно. Он оказался способным отвергнуть собственную дочь из-за ее недостатка и возненавидеть Кэтрин за независимость и самостоятельные поступки. Граф даже почувствовал неприязнь к самому себе.

Выбросить из памяти Кэтрин оказалось невозможным. Он никогда столько не думал ни об одной женщине, даже о Селесте. Селеста мечтала стать графиней Монкриф, причем не столько из-за своей страсти, сколько от неосознанного желания устроить свою жизнь и обеспечить себя в дальнейшем. Она была готова в угоду ему принести все свои желания и пристрастия. Он не мог припомнить ни одного случая, когда Селеста высказала бы собственную идею или поделилась с ним своими мыслями. Вне постели она была самая заурядная женщина из всех, кого он знал.

Зато с Кэтрин не соскучишься. Она совсем другая.

Но он предпочитал не знать, что скрывается за ее очаровательной улыбкой. Граф вспомнил вспышку гнева на ее лице, когда он демонстративно не отвечал на вопросы, считая их совершенно никчемными. Его поведение было защитой, он сейчас это хорошо понимал. Фрэдди не хотел быть покоренным ее умом и способностью обсуждать его дела. Это слишком сблизило бы его с ней. Вот теперь только и остается как идиоту стоять в опустевшей детской.

Он слишком мало о ней знал.

Что ей нравилось, когда она была маленькой девочкой? Кто научил ее любить детей, так умело и нежно обращаться с Джули? О чем она мечтает? Фрэдди с болью и стыдом подумал, что гораздо больше знает о живущей под лестницей горничной Люси, чем о женщине, которая в течение двух недель разделяла с ним ложе.

Было безопаснее держать ее на расстоянии от себя. Почему, черт возьми, ее сейчас здесь нет? И коня его украла, будь она проклята! Он надеется, что о Монти заботятся, и он находится в безопасности и тепле.

Куда же она, интересно, уехала? Чем же он так рассердил ее, что она решилась убежать в такую пургу? А Джули? Впрочем, Кэтрин сделает все, чтобы девочке было хорошо. Фрэдди тяжело вздохнул. Почему-то именно в детской, в которую избегал заходить целую неделю, он совершенно неожиданно для себя захотел еще раз увидеть крошечное дружелюбное личико дочки.

Граф Монкриф уже не сердился. На смену гневу пришли пустота и усталость, лишающие воли и энергии.

Куда сбежала Кэтрин?

Где его дочь?

Он может никогда не узнать об этом.

Похожие один на другой своим однообразием дни шли своим чередом. В одиноко стоящем посреди белоснежной равнины доме Берты Таннер Кэтрин было тепло и уютно. За это время к ним никто не заезжал, кроме Майкла. Несмотря на свою благодарность старому садовнику, она чувствовала странную неловкость в его присутствии. Его первое посещение было самым тяжелым. Он приехал недели через три после ее побега из Мертонвуда. Ей до боли хотелось спросить, находится ли граф до сих пор там. Грустит ли он о Джули? Скучает ли по самой Кэтрин?

То, что она так и не задала эти вопросы, сказало Майклу гораздо больше, чем если бы она расспрашивала его. Уезжая, он обменялся с сестрой многозначительными взглядами.

Отшумели рождественские праздники. Кэтрин провела их в теплой семейной обстановке — с Бертой, женой Майкла и тремя его младшими детьми. Вместе они ходили в рождественскую ночь на площадь, где по равней традиции собирались и разводили огромный костер все жители деревни. Они с Бертой договорились не делать друг другу подарков, а сложиться и купить деревянные игрушки для Джули у коробейника. Кэтрин старательно отгоняла воспоминания о том, как радостно и пышно отмечалось Рождество в ее родном доме. Особенно весело проходил праздничный святочный ужин, на который в большом зале собирались вместе хозяева и слуги. Все пели, танцевали и провозглашали здравицы в честь хозяйки дома. Она старалась забыть об этом, но разве может человек не вспоминать о днях, прожитых в счастье и любви, хотя бы в такие вот святочные дни? Ночью, когда Кэтрин оставалась одна, ее переполняли самые противоположные чувства. Хотелось смеяться и плакать, петь и кричать. Но больше всего плакать.

Дом, в котором она теперь жила, был совсем маленький, но именно здесь она почувствовала себя наконец в безопасности. Большую часть дня она занималась с Джули. Но очень часто Джули переходила на попечение Берты, которая полюбила малышку как родную внучку. Кэтрин в такие часы старалась найти себе какое-нибудь занятие и с воодушевлением бралась за любую домашнюю работу, кроме шитья, которое было любимым и основным делом Берты. Еще мама и Констанция в свое время шутили насчет полной неспособности Кэтрин выучиться орудовать иголкой и наперстком. Как и большинство людей, она не любила заниматься делом, в котором не могла похвастаться своими успехами.

Зато в руках Берты игла творила настоящие чудеса. Она перешила несколько платьев Кэтрин в платьица для Джули. И новые наряды малышки были маленькими копиями одежды Кэтрин. Свои великолепные ночные рубашки из тончайшей ткани девушка в переделку не отдала, а постепенно распродавала их или обменивала на более дешевое белье. Она твердо решила: что бы ни случилось в ее жизни, носить вещи, купленные графом Монкрифом для любовницы, не будет.

Кэтрин никак не могла забыть о нем. Его образ появлялся перед ее мысленным взором при прикосновении к любому предмету, напоминающему о Мертонвуде. Ночами в маленькой спальне, где она спала вместе с Джули, девушка ворочалась порой до самого утра без сна, думая о Фрэдди.

Покидая Донеган, Кэтрин распрощалась со своей юностью. Конечно, она не забывала о родном доме, но воспринимала его как далекое прошлое. Ее родители и Констанция умерли, а замок Донеган никогда уже не станет собственностью семейства Сандерсонов. В душе она смирилась с тем, что прошлого не вернуть, и думала только о будущем. Порывать с прошлым было нелегко, но она сумела сделать это тогда. Почему же не может сейчас?

Граф не оставлял ее и всюду напоминал о себе. У забора за домом, где она выливала оставшуюся после купания Джули теплую воду, неожиданно пробилась свежая травка — такая же зеленая и блестящая, как его глаза. Вынимая золу из камина, она видела угольки — такие же черные, как его волосы. Даже в запахе льда и снега угадывались свежие ароматы его чистого тела. А разбирая свою холодную постель, она вспоминала о тепле и блаженстве, которые она испытывала в одной кровати с ним, и огонь, разгоравшийся в ее сердце от его объятий.

Она не хочет вспоминать о нем. Она не должна плакать, когда плакать не о чем. Он скорее всего уже давно забыл, кто такая Кэтрин Сандерсон.