— Не бойся, девочка моя. Мы не сделаем ничего, что было бы плохо или причинило тебе вред.

И пока Люциан ласкает мою грудь, вторая ладонь Элиаса касается моей щеки. Он снова целует меня.

На этот раз недолгим и глубоким поцелуем. Раздвигая губы, врывается в рот языком и тотчас ускользает.

Не хочу отпускать его. Непроизвольно тянусь следом, безмолвно прося о продолжении.

— Леа, — зовёт меня Люциан, и я, не задумываясь, поворачиваюсь к нему. А он подносит руку к моему лицу и тыльной стороной ладони прочерчивает линию от виска к подбородку. — Малышка Леа.

Прищуриваю глаза, начиная подозревать неладное.

— Мальчики, что за игры?

Но вместо ответа Люциан впивается в мои губы.

Жадно. Почти грубо.

Безо всяких заигрываний насилует рот языком.

Они так и целуют меня по очереди. Такие одинаковые и такие разные. И я впервые понимаю, что в этих поцелуях скрыта сама суть братьев. Их характеры.

Люциан целует жёстко, дерзко. Терзает, постепенно подчиняя своей воле и желаниям. В то время как Элиас ласкает мои губы мягкими, нежными касаниями. Его поцелуи почти целомудренны по сравнению с поцелуями брата.

Стыдно признаться, но такая смена партнёров и настроений неожиданно заводит. Упускаю тот момент, когда включаюсь в игру. Позволяю обоим женихам целовать себя и охотно дарю поцелуи в ответ.

Не противлюсь даже тогда, когда Григгсы в едином порыве, как будто сговорившись, берут меня за руки и кладут их каждый на свой пах.

Понятия не имею, как они оба умудряются к этому времени незаметно расстегнуть штаны. Наверное, случись подобное впервые, я смутилась бы. Но мне уже доводилось трогать женихов «там».

Вот и сейчас я со знанием дела просовываю руки в расстёгнутые ширинки и обхватываю ещё вялые члены. Помогаю им вырваться наружу. По всей длине вожу сомкнутыми пальцами, ощущая отклик.

Вверх. Вниз. И снова вверх.

Обвожу головки подушечками пальцев.

Чувствую, как от моих прикосновений члены напрягаются и каменеют. Чувствую, как тепло моих пальцев сливается с жаром, что уже бушует под тонкой кожей возбуждённой плоти.

Спустя ещё пару движений моих рук, Люциан вновь оказывается у меня за спиной. Я чувствую, как его член упирается в мой зад.

Только сейчас начинаю ощущать, как горят от поцелуев губы. Облизываю их, стараясь хоть немного погасить зуд.

Элиас с нажимом водит ладонями по моим бёдрам, постепенно всё выше задирая мою мокрую насквозь юбку. Сдвигает вбок ткань трусиков и, проникая под складочки, аккуратно вводит палец.

Неглубоко.

Надавливает. И легонько трёт.

— Боги… Элиас… — всхлипываю я, желая запретить ему любые дальнейшие действия. И в то же время неловко дёргаюсь, чтобы почувствовать Элиаса в себе. Как можно глубже.

Он, будто угадывает моё желание. Извлекает палец, легко подхватывает меня под зад и приподнимает.

Испуганно вскрикиваю от неожиданности и в панике вонзаю ногти в его плечи.

— Что ты делаешь?.. Зачем?..

Он удерживает меня на весу и хрипит:

— Не бойся, девочка моя. Просто доверься нам…

Элиас чуть подаётся корпусом на меня, и я отпускаю его плечи и понимаю, что падаю назад.

Зажмуриваюсь от страха, не понимая, что происходит. Но почти сразу чувствую, как упираюсь спиной в… грудь Люциана. Просто откидываюсь на него, будто на спинку кресла. Он тотчас обнимает меня, поддерживая под руки.

А Элиас… плавно, почти бережно опускает меня на свой член и несколькими ударами помогает себе проникнуть ещё глубже.

Разгорячённая плоть входит глубоко, заполняя меня всю и заставляя воспламениться от внезапного желания.

Выгибаюсь навстречу первому мучительно медленному движению. И забываю обо всём на свете. О прежней ненависти, о старых обидах, о лжи, которой ещё недавно была опутана.

Всё это теперь кажется пустым и неважным. Я дошла до последней черты, если позволяю себе близость с теми, кто едва не разрушил мою жизнь. Сразу с двумя.

Люциан вновь накрывает ладонями мои груди и сквозь ткань топика сжимает пальцами мои болезненно покалывающие соски. От очередного удара внутри мысль улетучивается. Подпрыгиваю, скользя спиной по груди Люциана.

Удары становятся всё резче, а движения всё быстрее. При очередном толчке срываюсь и в свободном падении лечу в пропасть.

Дрожу в сильных руках моих мальчиков. Хриплю что-то бессвязное и бессмысленное сквозь стиснутые зубы.

Балансируя на грани, чувствую, как содрогается во мне Элиас. И как изнутри меня затапливает липкое вязкое тепло.

Кажется, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. И я умру от эйфории.

Всего пара мгновений. Краткий миг слияния…

Краткий миг, которого мне мало.

Элиас выскальзывает из меня и закидывает мои безвольно повисшие руки себе на шею. Крепко прижимает к себе и целует. Долгим, благодарным поцелуем.

Не успеваю ничего понять и толком прийти в себя, как в меня сзади вонзается каменный член Люциана. Едва начавшая затихать дрожь, охватывает меня с новой силой.

Люциану хватает нескольких отчаянных рывков. И меня во второй раз накрывает безудержная горячая волна удовольствия. Более острая и болезненная.

Дрожь сотрясает нас обоих. И лоно заполняет жаром.

Кусаю истерзанные губы. И почти обессиленная, словно в бреду, шепчу два имени…

Люциан

Эта ночь становится самой длинной и самой жаркой за всю ту часть моей жизни, что уже прожита. Я до сих пор пребываю в некоторой эйфории от того, что Леара относительно легко и быстро принимает и нас с братом как мужчин, и саму мысль о нашем тройственном союзе.

Наверное, поэтому не особо хорошо помню, как так получается, что в какой-то момент мы вместо побережья оказываемся в доме. В супружеской спальне.

В моей памяти таинственным образом сохраняется лишь то, что в этот раз на руках невесту нёс именно я.

Вообще это оказывается довольно необычно: проснуться втроём в одной постели.

Странно чувствовать, как на твоей груди покоится рука женщины, ноги которой сплетены с ногами другого мужчины. И этот мужчина твой брат. И он имеет на твою женщину такие же права, как и ты сам.

Леара и Элиас ещё спят, а я тихо встаю и выхожу из спальни. Иду в свои личные апартаменты и уже там привожу себя в более приличный вид.

Подумав, отправляюсь в столовую. Однако по дороге решаю повременить с завтраком. Дождусь, когда брат и невеста выйдут из спячки. Раз уж мы делим на троих кровать, отчего бы нам не разделить и завтрак.