– Роман сказал, они костры по ночам жгут. Так что, как огонь разведут, так и начнём. Пляж у бухты маленький. Прицела переносить считай и не надо. Знай сади, один за другим. Главное, чтобы наши раньше времени не высунулись.

– Не высунутся. Я им про то особо наказал, – тут же отозвался хорунжий. – Ты ж сам приказал. Пока всякое шевеление средь османов не закончится, на пляж не выходить.

– Азарт в бою дело такое, что и про приказ забыть не долго, – грустно усмехнулся Руслан.

– Ты чего, княже? – растерялся хорунжий. – Неужто ты теперь в людей своих не веришь?

– Верю. Очень верю. Потому и терять их попусту не хочу, – вздохнув, пояснил Шатун.

– Вон ты за что, – протянул хорунжий с явным облегчением. – Так ведь тут, как оно на роду написано, так тому и быть. Сколь не берегись, а больше своего срока всё одно не проживёшь. Как говорится, всё в руце Божьей. Так что брось эти мысли, княже. Мы с тобой уж который год ходим, и всё Бог милует. Казаки уж каждую субботу за то молебен заказывать стали, чтоб оно и дальше так было. Да только не нам о том судить.

– И то верно, – устало усмехнулся Руслан. – Это, видать, красота эта на меня так подействовала.

– Эх, чайку бы сейчас, – мечтательно протянул казак.

– Ага. Оно всегда так. Когда нельзя, так сразу хочется, – усмехнулся парень.

– Во-во. Ещё часа четыре тут сиднем сидеть.

– Значит, будем сидеть, – вздохнул Руслан, доставая из сумки бинокль.

Устроенный османами лагерь аккуратностью и порядком не отличался, но солдаты вели себя спокойно и вполне дисциплинированно. Никто не бродил из угла в угол и от безделья не пытался задираться с соседями. Разбившись на десятки, турки сидели каждый у своего костровища, о чём-то переговариваясь. Некоторые курили длинные, изогнутые трубки. Кто-то, откинувшись на собственный ранец, спал.

Медленно переводя бинокль с одного турка на другого, Руслан пытался найти самого главного, но, как назло, выше десятников, или, как их называли сами турки, кошевых, никого не замечал. Название кошевой пошло от разделения в турецкой армии на количество людей, кормившихся из одного котла. Котлы на десять человек имелись в каждом десятке, и старший над этим десятком и назывался кошевым. Османы считали, что, принимая пищу из одного котла, солдаты роднятся друг с другом.

Убедившись, что главаря этого отряда на пляже нет, Руслан сосредоточил своё внимание на баркасах. Но кроме полутора десятков босоногих матросов и мужика с роскошными усами, командовавшего на одном из баркасов матросами, также никого интересного не обнаружил.

– Ну, и куда ты делся, тварь такая? – бурчал Руслан себе под нос, медленно поводя биноклем.

– А он тебе сильно нужен, княже? – с ленцой уточнил хорунжий, услышав его бурчание.

– Знать бы надо, как много они ещё войск сюда перевезти собираются, – хмыкнул Шатун в ответ.

– А нам не один ли чёрт? Мы ж с собой мины взяли. Закончим с этими, поставим их тут, и пусть приплывают. Места всем хватит.

– Мины, это правильно. Но на всех их может и не хватить, – проворчал Шатун в ответ, покосившись на опустившееся наполовину в море солнце.

– Ну, в таком разе ещё раз придём, – отмахнулся хорунжий, сдвигая папаху на затылок.

* * *

Руслан устало разогнулся и, слегка тряхнув головой, глухо приказал:

– Мишка, шприц давай.

Очередная инъекция пенициллина, и князь, отступив от фургона, из которого казаки сделали передвижной операционный стол, устало произнёс:

– Всё, дальше всё в руке Божьей. Врача нам в отряд надо. Настоящего.

Этот бой обошёлся отряду дорого. Двое погибших и пятеро раненых. Трое из которых тяжело. Руслан, опираясь на свои знания из будущего, делал всё, чтобы спасти своих людей, но в этих случаях мало было просто извлечь пули и зашить раны. Травмы были сочетанными. То есть, помимо самой раны от пули, у кого-то ещё была и сломана кость, а у кого-то разорвано сухожилие. В общем, к концу проведения операций сам Руслан был похож на мясника с бойни.

Стянув с себя испачканный фартук, который Шатун соорудил из подходящего мешка, он подставил денщику руки и принялся смывать с них кровь, то и дело недовольно морщась. Заметив его мимику, Мишка растерянно оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, тихо спросил, подавая Руслану полотенце:

– Княже, ты чего?

– Семерых потеряли. Из двух десятков. Считай, что теперь и нет отряда, – так же тихо отозвался Шатун.

– Бога побойся, княже, – неожиданно укорил его денщик. – Мы полторы сотни османов положили. Три баркаса целыми взяли. А нас общим счётом три с половиной десятка.

– Угу, зато теперь нас можно почитай голыми руками брать. Ни снарядов к мортирам, ни гранат не осталось, – снова скривился Шатун. – Скорей бы уж атаман вернулся, – добавил он, вздохнув.

– А чего тебе атаман? – не понял Мишка.

– Людей просить буду. Те пятеро, даст бог, выживут, да только долго ещё в строй встать не смогут. Ранения у некоторых больно тяжёлые. А отряд всегда боеспособным должен быть. А мальчишки ещё толком в силу не вошли, чтобы их в отряд принимать.

– Так атаман тебе тут и не нужен вовсе. Вон, хорунжему скажи, он сам к казачьему кругу сходит. А там уж старики решат, кого к тебе в помощь отправить, – быстро нашёл выход Мишка.

– А казачий круг такое решить может? – удивился Шатун.

– Может, – кивнул денщик. – Атамана нет, значит, они всё решают.

– Значит, придётся кругу кланяться, – помолчав, задумчиво протянул Руслан.

– А тебе-то зачем? – не понял Мишка. – На то у тебя хорунжий имеется. Да и не из наших ты, уж прости, княже.

– То, что не из ваших, это верно, – едва заметно усмехнувшись, кивнул Руслан, отдавая ему полотенце. – Да только я отрядом командую, значит, мне и ответ перед кругом держать.

– Так ведь они казаки простые, хоть и круг казачий, а ты князь. Невместно тебе, – вдруг упёрся Мишка.

– Это кто так сказал? – иронично хмыкнул Шатун. – Я, брат, князь только на службе да в своём имении, а в походе я командир отряда и за каждого своего человека ответ держу. Так что поклонюсь я кругу. Корона не упадёт. Мне отряд важнее. Без отряда я не офицер и командир, а одно название. Так что сам кругу кланяться стану.

Мишка замер, растерянно переваривая ответ. Руслан же, отойдя к разведённому неподалёку костру, тяжело опустился на заботливо уложенное там седло и, взяв у кашевара кружку горячего чаю, погрузился в собственные мысли. Казаки, занимавшиеся осмотром места боя и сбором трофеев, то и дело поглядывали на него, словно