— Сделаем вот как. Я пройдусь в дом, а ты пройдись вокруг стены деревьев. Пометь, если заметишь следы от пуль…

…

В местах, где умерло много людей, — тяжелая атмосфера сохраняется еще долго. Как будто люк открывается в преисподнюю и оттуда поддувает. В смерти нет ничего ни праведного, ни героического, уж я это точно знаю.

Просто кто-то вынужден брать всё это на себя. Брать грехи, за которые потом придется отвечать. Но отвечать придется, рано или поздно. Там — за это не похвалят…

Держа винтовку не наготове, но под рукой, чтобы в случае чего стрелять с одной руки, я приближался к зданию…

…

Версия шерифа была чушью собачьей, я почти сразу это понял. И дело тут даже не в расстоянии.

Если вы опытный стрелок, вы научитесь различать разные типы стрельбы. Есть стрельба на поражение, есть стрельба на подавление. Стрельба в полиции и в армии сильно отличаются. В армии тебя учат стрелять на подавление там, где противник теоретически может быть — в расчете на то, что попадет случайно, или хотя бы задержит или исключит продвижение. В полиции это исключено, ты не можешь просто взять и стрелять очередями — если попадешь в не там оказавшегося человека, тебя ждут увольнение и суд. Каждый выстрел должен быть не просто рассчитан, надо десять раз подумать, стрелять ли и что потом будет. Я это хорошо знаю, потому, что проходил переподготовку сам и потом бывало, что переподготавливал уволившихся из армии на полицейскую работу. Влипнуть можно очень легко, причем один раз — и на всю жизнь.

Здесь — это была стрельба ни на поражение, ни на подавление. Было заметно, что кто-то просто встал на расстоянии и выпустил пару магазинов, чтобы создать видимость боя. Пули попали куда угодно, даже в крыше были пробоины. Не было ни единого признака сосредоточенного огня, никто не пытался подавить огневые точки.

Перемещаясь вдоль здания, я все-таки нашел одно место, по которому стреляли явно прицельно. Из-за угла здания кто-то стрелял.

Там же я нашел следы крови, достал нож и немного соскоблил в пакетик для сбора улик.

В здание я зашел через боковую дверь, включил фонарик. Надо посмотреть что внутри, что не сходится.

…

А не сходилось — всё. Мне даже стало удивительно, насколько не сходилось — даже не попытались придать картине хотя бы вид достоверности. Найденная нарколаборатория искупала всё. Ну и разумеется, юрисдикция. Чужая никого не интересует.

Чего я не нашел.

Ни следа у окон, что кто-то из них стрелял в полицейских — нет нагара, гильз, крови.

Почти нет следов ответного прицельного огня в комнатах.

На глаз я попробовал оценить обстановку, пусть даже разгромленную. Выходило, что для фермеров дороговато. Это подтверждало, что лаборатория все же была.

Тогда что здесь произошло?

Выйдя, я продолжил искать следы возле дома — и довольно быстро нашел место, где расстреляли как минимум троих. Там и остались следы крови на земле (они остаются) и следы от выстрелов. Под таким углом сверху вниз — полицейские в преступников обычно не стреляют.

Собрав образцы, я вернулся к машине. Дайна уже ждала меня, скучала.

— Что нашла?

Она показала пальцем. Следы от пуль только в трех деревьях.

Да, не похоже на жестокую перестрелку.

— Что думаешь?

— Комитет бдительности, — ответила она.

Комитет бдительности. Раньше — в начале 20 века, а на юге годов до семидесятых — на Юге были распространены линчевания. Причем не только в отношении черных, как это принято считать. Есть такая книжка — «Человек с поезда», она об одном из первых в истории США маньяков, который перемещался по железной дороге и убивал людей топором. Так вот — там прекрасно описано, как вершилось тогда правосудие. Кого-то линчевали. Кто-то избежал линчевания просто потому, что у него были сыновья, винтовки и крепкая бревенчатая изба, в которой он засел и отстреливался от жаждущих правосудия до прибытия шерифа. Но в целом вы почитайте — реально доставляет. Особенно, если перед этим почитать книжку о том, как в России веками было беззаконие[34].

Потом с появлением ФБР, увеличением числа полицейских и шерифов, появлением автомобилей и автострад, позволяющих правоохранительным органам контролировать большие территории — число судов Линча пошло на убыль, люди стали доверять правоохранительным органам правосудие. Но сейчас, в ситуации, когда страна расколота, когда пошел обратный процесс — появления неконтролируемых территорий, где люди не могут себе позволить оплачивать шерифа — снова создались предпосылки для самосудов.

— И что нам теперь делать?

— Ты пишешь статью, я — отчет. Пусть думают другие… Поехали.

…

Обратно мы возвращались уже почти затемно. И когда выехали к дороге, где и застрял «Крайслер» Дайны — он был уже вскрыт.

— Охренеть! — я бросил руль, выскочил из машины. — Стой! Стоять!

Грабитель бросился наутек.

— Стой!

Надо сказать, я сильно рисковал. На мне не было бронежилета, а преследовать преступника без него, тем более в сельской местности, тем более там, где пистолет носят для защиты от змей и аллигаторов — опасное дело.

— Стой! — я выстрелил в воздух.

К моему удивлению, преступник остановился. Это был подросток, тощий, белый.

— На колени. Руки за голову, ноги скрестить

— Сэр, не убивайте

Я обыскал его. Ничего, кроме того, что он успел спереть из бардачка.

— Поднимайся. Давай, давай

— Сэр, не убивайте

— С чего я должен тебя убивать? Ты откуда?

— Сэр, я тут недалеко живу.

— Пошли к машинам. Иди вперед…

В свете фар он казался еще более жалким — типичный недоедающий паренек из глубинки**. Америка двадцать первого века

— Как тебя зовут?

— Джон, сэр.

— Родители есть? Давно машины вскрываешь? Знаешь, что за это в тюрьму можно попасть?

— Оставь его, — вступилась Дайна

— Между прочим, он твою машину вскрыл, не мою.

Я опустил винтовку.

— Давай, чеши отсюда. Еще раз застану тебя за чем-то подобным — сдам шерифу, понял? Найди работу. Или иди в армию, если есть восемнадцать. Там людей не хватает.

Паренек переводил взгляд с Дайны на меня, а потом вдруг спросил:

— Сэр, а вы кто?

— Тот, кто все еще может сдать тебя шерифу за попытку угона.

— Вы друг Хэндли, да?

Я почувствовал неладное.

— А ты с ними дружил? Знаешь что-то про них?

Парень выглядел, как будто вот-вот готов дать стрекача. Я достал из кармана сто долларов, потом еще сто.

— Ничего не хочешь рассказать? А?

…

Не знаю, как Дайна — а я обратный путь проделал в глубоком потрясении.

По пути мы