высказала всё, что думает обо мне и Гаммере, о Смирнове с его сундуками, о прокля́тых тектонических трещинах, которые могли бы раздвинуться и пошире, чтобы ей тут, купаясь в грязюке, не вытуживать себя из шкуродёра. Настя тыркала мой и без того измутуженный рюкзачок, вдавливала его мне между сапогами и злилась, что мы ползём как черепахи, а рюкзак Гаммера неожиданно исчез. Вот только что упирался мне в каску, а сейчас я вытянула руку и ничего, кроме камней, не нащупала. Приподняла голову, чтобы посмотреть вперёд. Удивилась, что вообще могу приподнять голову, и меня ослепило чужим фонарём. Это был Гаммер.

Трещина, по краям затёкшая сероватым кальцитом, располагалась на высоте полутора метров от пола. Наполовину выбравшись из неё, я судорожно обхватила Гаммера и положила голову ему на плечо. Он бережно вытянул меня и поставил на ноги. Я отказалась его отпускать. Вихра между тем помогла Насте.

Чертыхнувшись напоследок, Настя спрыгнула на пол. Засуетилась на месте. Попробовала стряхнуть с комбинезона грязь. Не успокаивалась, ругалась. Села на пол и притихла. Я отпустила Гаммера и поспешила сесть рядом, обняла Настю. Она тяжело дышала, чуть подрагивала, и Вихра дала нам пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и перекусить.

Оглядевшись, я поняла, что мы выбрались в очередной зал. По сравнению с первым, расположенным у потайной двери, он был крохотный, тесный, однако после шкуродёра я почувствовала себя как никогда свободно и жадно схватила протянутую мне баницу с сыром и шпинатом.

Отдыхали молча. Гаммер не предлагал новых названий, Настя не ругалась. Только Вихра сказала, что из трёх ближних проходов нас интересует средний. Они с Гаммером склонились над картой, а Настя достала влажные салфетки. Без толку потёрла рукава комбинезона, поелозила салфеткой по лицу. Вздохнув, отбросила всю пачку. Заметила укоризненный взгляд Вихры и, малость поворчав, подобрала пачку, сунула обратно в рюкзачок.

Я безучастно наблюдала за Настей. Пряча зевок, склонила голову и провалилась в сон. Дремала буквально секунду, но успела продрогнуть. Или дольше? Наверное, дольше. Минутку-другую. Открыв глаза, увидела, как Вихра набрасывает на плечи рюкзак. Она сказала, что мы не одолели и половины маршрута до соединения многоножек. Добавила, что, поторопившись, мы изучим центр карты, а дальше продвинуться в любом случае не удастся – на вторую многоножку и обратный путь батареек не хватит.

– Без света мы тут застрянем надолго, – без улыбки промолвила Вихра.

Я разблокировала смартфон и поняла, что мы попрощались с меандром Арды восемь часов назад. Растерявшись, не смогла оценить, много это или мало. Да, восемь часов пролетели мгновением – затяжным, выматывающим и всё же мгновением, – но, прислушавшись к собственной усталости, я бы посчитала, что мы провели в недрах Кован Кая не меньше суток. Ещё и смартфон почти разрядился. А вот не надо было фотографировать и снимать ролики! Зря мы не захватили в Болгарию пауэрбанки. Как бы там ни было, я надела потяжелевший от грязи рюкзачок, и мы отправились к среднему проходу.

Миновали зал и по ступеням из расколотых валунов спустились в узенькую галерею. В отдалении зашумела вода. Ну, я бы решила, что мы прошли Кован Кая насквозь и слышим автомобильную дорогу, но Вихра заверила нас, что это журчит ручей и никакой дороги пока не ожидается. Шум то приближался, то отдалялся. Сам ручей не показывался.

Галерея расширилась, и мы увидели сравнительно ровный участок пути. Мгновением позже Вихра с плеском угодила в воду. От её сапог по гладкому полу прошла тончайшая рябь. Мы разглядели, что перед нами таится прозрачное озерцо. Даже высвеченное фонарями, оно обманывало наши утомлённые глаза, лежало совершенно неприметно, искажало свою глубину, а судя по тому, как долго тонула брошенная Вихрой галька, его глубина достигала пары метров. Пришлось свернуть и карабкаться по береговым валунам.

Ручей, питавший озерцо и следом из него вытекавший, прятался под каменным завалом. Когда же галерея ощутимо повела вниз, мы различили подобие сухого русла. В нём громоздились окатанные валуны разных размеров, словно пушечные ядра, подготовленные для пушек разного калибра, и Вихра сказала, что их в паводковые дни отшлифовал наш стеснительный поток.

Галерея уходила всё ниже, и вода, до того журчавшая под руслом, просочилась наружу. Смелея с каждым метром, ручей становился шире, показывал норов на редких порогах. Тесная галерея льстила ему, десятикратно усиливая издаваемый им шум. Я ждала, что ручей выхлестнется из русла, забурлит под стать преувеличенному рокоту и преградит нам путь, но вскоре убедилась, что в засушливый период он при всём желании неспособен превратиться в полноводную реку.

На берегу, высвеченные фонарями, вспыхивали зеленоватые сланцы с вкраплением серебристых жилок. Гаммер задержался отковырять камешек на память, и я поторопилась заговорить с Вихрой о сложностях спелеологии, чтобы отвлечь её от творившегося за нашими спинами вандализма. Разговор как-то не сложился, и я невпопад сказала:

– Здорово, что вы столько поколений в Маджарове!

Вихра вроде бы не собиралась отвечать, а потом я добавила, что по-своему завидую ей, и Вихра ответила. Призналась, что любит семью, но хочет вырваться из родительского дома, превратившегося для неё в тюрьму. Хочет забыть о распрекрасных прапрадедушках, бежавших в Малую Азию и обратно, потому что они выстрадали спокойную жизнь в Маджарове, а Вихра в нём задыхалась. Мечтала поступить в Софийский университет, наняться переводчиком. Если повезёт, уехать в Англию. Ну или в Германию. Страхил заставлял её работать в природоохранном центре, ведь центр стал наследием Костадиновых, и Вихра с папой постоянно ругались.

– Я бы уже уехала, но получила от тебя письмо. И с вами хорошо. То в горную библиотеку, то в Сеноклас. Теперь вот в пещеру. У вас всегда так весело?

Вихра, ускорившись, оторвалась от меня. Я подождала Настю, мы вдвоём подождали Гаммера, и Гаммер продемонстрировал нам крохотный обломок сланца. Обломок получился неказистый, но я почувствовала, что, овеянный нашими воспоминаниями, он будет отзываться ими даже много лет спустя, и улыбнулась. Настя тоже улыбнулась – чуть ли не впервые с той минуты, когда мы втиснулись в злосчастный шкуродёр.

Потолок опустился, и я могла достать до него рукой, но сама галерея расширилась. Русло затерялось под осыпями. Ручей вновь прятался, иногда уходил в сторону и гулко бурчал под дальней стеной, затем его рокот усилился и нарастал до тех пор, пока не сделался оглушительным. Вихра позволила нам нагнать её и предупредила, что нас ждёт водопад.

Воздух увлажнился, и Вихра замедлилась. Простукивала сапогом каждый валун, прежде чем забраться на него, и осматривалась, прежде чем спуститься и продвинуться дальше.

Потолок впереди дугой ушёл вниз. Я услышала, как Гаммер что-то кричит, но не разобрала слов. Минутой позже мы действительно вышли к водопаду.

Я рисовала себе чудовищный провал и рвущийся в него речной поток. Ждала, что под ним раскинется громадное озеро, взбаламученное пенными разводами и утыканное острыми пиками скал. Открывшаяся картина оказалась несколько более прозаичной. Подземный ручей ничуть не раздобрел и лишь в очередной раз обманул своим преувеличенным рокотом.

Галерея ныряла вниз тремя массивными ступенями. Две верхние были широкие, а нижняя резко сужалась, и её отвес превращался в вертикальную ложбину-корыто. Ручей плескался на каскаде, всюду играла мельчайшая водяная пыль, и свет фонарей едва пробивался ко дну. Вихра заверила нас, что спускаться тут метров двадцать, не больше.

– Повыше заливинского маяка, – прокричал мне в ухо Гаммер. – То есть пониже… У нас ведь обратный альпинизм.

Лучше бы Гаммер промолчал.

Я боязливо доползла до кромки обрыва и разглядела на уступах водобойные ямы. Поёжилась от мысли попасть сюда в полноводные дни. Утешила себя тем, что сейчас поток относительно обуздан и вроде бы преодолим.

Вихра осмотрела стены галереи. Нащупала парочку удобных полок, чуть спустилась по ним, однако убедилась, что пришло время разматывать верёвки. Не скажу, что я обрадовалась, когда она выложила из рюкзака карабины и прочие спелеологические радости, потому что надеялась добраться до сокровищ без скальной акробатики.

Интересно, Смирнов сам-то ползал по своей многоножке? Наверное, прогулялся по штольне, полюбовался потайной дверью, а дальше не сунулся. Но ведь кто-то заносил в пещеру сундук! Я рассмеялась, представив эту нелепую картину.