Я беззвучно молюсь, чтобы не было больно.

— Послушай меня. У тебя есть два варианта, маленькая колибри. Ты умрешь или станешь моей в этом лесу.

Я моргаю, уставившись на него.

— Когда я говорю — моей, — Вульф отступает назад, расстегивая ремень. Я понятия не имею, что он собирается делать, но он удивляет меня, снимая с него большой нож в ножнах. Мое дыхание учащается и снова становится судорожным, когда его рука возвращается к моим бедрам: — Я имею в виду, что все, что я сделал сегодня ночью, — теперь это и твой крест, который тебе придется нести.

— Почему? Почему ты хочешь…

— Не спрашивай меня, блядь, почему. — Вульф прижимает меня к дереву, его голос срывается и хрипит. Кора впивается в мою кожу.

Он бережно убирает волосы с моего влажного лба и на мгновение закрывает глаза, словно пытаясь успокоиться.

— Я понятия не имею, почему я не могу перестать думать о тебе. Почему я так сильно хочу тебя, — ровно говорит он.

Одной рукой он крепко держит меня за талию, а другой стягивает верхнюю часть платья, обнажая грудь, и я со стоном откидываю голову на дерево. Его горячий рот находит мой сосок и прикусывает его, моя киска пульсирует от испытываемой боли. Прежде чем я успеваю вскрикнуть, он снова втягивает его в рот, проводит по нему языком и успокаивает боль, заставляя меня пылать. Я снова фантазирую о том, каково это — почувствовать его губы на своих губах.

— Почему я выбираю не убивать тебя прямо здесь? Почему я хочу взять тебя, пометить и оставить себе? — Два пальца скользят внутрь моей постыдно мокрой киски, и в этой же руке он держит свой нож. Я чувствую, как рукоятка прижимается ко мне в такт движению его пальцев. Страх, охватывающий меня при мысли о том, что он может сделать, распаляет меня. Глухое рычание вырывается из его груди, когда он погружает свои пальцы глубже в меня.

— По той же причине ты вся мокрая… течешь для меня. — Вульф поднимает пальцы вверх и размазывает влагу по моей нижней губе, а затем снова опускается вниз и медленно проводит костяшками пальцев по моему клитору.

Вульф втягивает мою нижнюю губу в рот. Я ощущаю свой вкус на его губах и понимаю, насколько это ужасно, что я молю о поцелуе убийцы.

— Поэтическая справедливость заключается в том, что мы всегда жаждем того, чем не являемся. — Он прикусывает губу, и я всхлипываю, внезапно понимая, что, так же, как я жажду его тьмы, в какой-то мере он должен желать моего света. Я толкаюсь бедрами в его руку, готовая на что угодно, лишь бы усилить трение, ощутить больше его, больше этого.

От того, как умело он то ласкает мой клитор, то проникает в меня пальцами, моя киска сжимается, грозя отправить меня через край в течение нескольких секунд.

— Я живу, чтобы брать то, чего не должен хотеть, чего не заслуживаю. Я никогда не задаюсь вопросом, почему я этого хочу. — Его глубокий, бархатный голос окутывает меня, моя киска сжимается вокруг его пальцев, звук цикад и мои отчаянные стоны наполняют воздух, отражаясь от деревьев, как саундтрек, саундтрек того, что он играет на моем теле, как на самом интимном инструменте. — Если ты выберешь смерть, то никогда не узнаешь…

Я так близка к тому, чтобы кончить от его пальцев.

— Вульф… — всхлипываю я.

— Если ты выберешь быть моей, то научишься принимать себя такой, какая ты есть… — Он резко вынимает из меня пальцы и проводит гладкой рукояткой своего прохладного ножа по моей киске, двигая им вверх и вниз по скользкому возбуждению. Мой мозг протестует.

Внутри я кричу.

Я крепче сжимаю его жилет и притягиваю ближе.

— Точно так же, как твое сердце не спрашивает, почему оно бьется быстрее из-за меня, я не спрашиваю себя, почему я хочу тебя. Я просто беру, колибри.

Он сжимает кожаные ножны клинка и вводит рукоять глубже. Я вскрикиваю от этого вторжения, но все равно не говорю ему остановиться. Я не могу сказать ему, чтобы он остановился.

— Мне жаль, что я видела… — Это вырывается из меня. — Я никому не скажу. — Мои глаза расширяются, когда он толкает рукоять еще глубже в меня.

— Мне не нужны твои сожаления, — говорит Вульф, проталкивая нож еще на дюйм. — Мне нужно, чтобы ты стала соучастницей, — рычит он, вводя нож до упора, и я задыхаюсь от ощущения того, что он полностью во мне. Он вынимает его и начинает трахать меня им с невероятной скоростью. Другая его рука покидает мою талию, он подносит большой палец к моему клитору и начинает кружить по нему с идеальным давлением, давая мне именно то, что нужно. Я дрожу, когда экстаз и адреналин проносятся сквозь меня.

— Мне нужно, чтобы эта киска жаждала меня. Чтобы она умоляла меня взять ее так, как я захочу.

Я слышу его, но чувствую, что моя душа покинула тело. Его безумные действия отправляют меня в места, в которых раньше я бывала только в моих самых темных снах.

— Мне нужно, чтобы ты жаждала меня так же, как я жажду тебя.

Он смотрит на меня и ухмыляется, его зрачки широко расширяются и наполняются неистовой жаждой крови.

— Сделай правильный выбор, Бринли, чтобы мне не пришлось переворачивать этот нож и перерезать им твое прекрасное горло.

Мои ноги начинают дрожать, и мой протест умирает, не успев сорваться с губ, когда я уступаю ему. Мой оргазм неизбежен, и я теряюсь в том, чтобы это ни было, чем бы я ни была, с ним.

Сердце бешено бьется в груди, когда слегка изогнутая ручка упирается в то самое место глубоко внутри меня, и мне кажется, что я могу взорваться или потерять контроль над мочевым пузырем — или и то, и другое.

Я наклоняю голову вперед и встречаюсь с ним взглядом, протягиваю руку к его сильной челюсти и провожу большим пальцем по скуле.

— Я не хочу умирать, — тихо стону я.

— Тогда кончи, маленькая колибри, с моим именем на губах, — приказывает он.

Моя рука выглядит такой хрупкой на его лице, и нежное прикосновение, которое я предлагаю ему в этот момент, кажется неправильным, но его глаза видят желание на моем лице, и становятся темными, как будто он может поглотить меня.

— Я не знаю твоего имени, — говорю я, не дыша. — Скажи мне, — добавляю я, пока тугая спираль тепла закручивается в моем животе, бедрах, душе.

— Габриэль, — тихо отвечает он, прижимаясь