— Игнатова позвонила, нашлась, — ответил Орлов. — Вы чудом меня застали. Я одной ногой уже в коридоре.

Кажется, Колодный удивился.

— Встречаетесь с ней?

— Ну, да… Обещал подъехать. И потолковать.

— Скажи ей, чтобы уезжала к мужу, немедленно. Это не личное пожелание, а приказ. Возражения не принимаются. Она, как бешенная сучка, третий день бегает по Москве с высунутым языком и рассказывает интересные истории всем. Ну, кому хочется их слушать. Супруг, как мне передали, скучает. Не надо огорчать заслуженного человека. Виктор, послушай… Я не прав был прошлый раз, погорячился. Ты вот что… Уж постарайся сегодня. А потом возьми пару-тройку отгулов.

— Да, да, я попытаюсь сделать все. Чтобы только не волновать академика.

— Кстати… От ее дома до американского посольства четверть часа на такси. И, я ручаюсь, у нее есть мыслишка зайти туда в гости, выпить кофе и поделиться своими неприятностями. Американцы с огромным удовольствием послушают. В результате мы получим такой скандал на высшем уровне, какого давно не было. Может быть, вообще никогда. Только прикинь, что она знает, что может рассказать. Какие назовет имена… А ведь она знает все…

Стало тихо, показалось, что их разъединили. Видимо, Колодный хотел сказать что-то важное, но передумал и положил трубку.

* * *

На улице смеркалось, пахло весной, накрапывал дождик. Орлов дошел до стоянки, открыл машину, но не сел, закурил и стал смотреть куда-то в даль, будто увидел там что-то интересное. Он думал, что Игнатова нашлась после трех суток, которые провела неизвестно где и с кем.

Михаил Наумович Корсаков уехал в Куйбышев без жены и, наверное, уже обживал новую квартиру, которая оказалась совсем не такой, как рассказывали в Москве, — весьма скромной, с небольшой кухней, обшарпанной мебелью с инвентарными номерами и низкими потолками. Впрочем, он наверняка думает не об удобствах, а вспоминает жену, которая напоследок, перед самым отъездом, закатила грандиозный скандал, вызвала такси и уехала, но не на вокзал, а неизвестно куда. Михаил Наумович три дня подряд не занимался наукой, а обрывал телефоны, стараясь найти в Москве прелестную беглянку, но, разумеется, не смог.

На четвертый день куйбышевской ссылки к Корсакову домой явился местный чин из госбезопасности и сказал официально и четко: если Корсаков не придет в чувство, не закончит искать вчерашний день, все телефоны будут отключены. Провожать его до работы и обратно возьмутся местные чекисты, чтобы Михаил Наумович не потерялся на новом месте или не сбежал в Москву. Корсаков правильно понял это предупреждение и больше в Москву не звонил.

Докурив, Орлов сел на водительское место, захлопнул дверцу и включил радиотелефон. Трубку сняли после первого гудка, видимо, Вера ждала звонка, не отходя ни на шаг. Она была все такой же взвинченной, готовой заплакать или закричать.

— Вера, я звонил тебе позавчера, вчера и сегодня, — сказал Орлов. — Никто не брал трубку. Не знал, где тебя ловить. Собственно, хотел предупредить. Ну, чтобы ты не наделала глупостей. Это очень важно, слушай сюда. Я завтра пришлю человека, который привезет билет на поезд в Куйбышев, вагон СВ. Ты сядешь и поедешь. Поживи там хотя бы месяц. А дальше посмотрим.

— Я знаю, что Куйбышев — это не город, не точка на карте, а тюрьма. Двух друзей Корсакова, тоже ученых, отправляли куда-то, к черту на рога. Кажется, туда же. Говорили, что будет хорошая квартира, что это ненадолго, деньги обещали. А потом оказывалось, что оттуда нельзя уехать. Никуда. Без разрешения соответствующих органов никуда нельзя. А это разрешение невозможно получить. И к ним, к этим ученым, никто приехать не может. А телефонная связь с Москвой скоро пропала. И я сейчас точно не знаю, живы эти люди или уже нет. А если живы, где они.

— Верочка, дорогая, успокойся, — сказал Орлов. — Иногда есть обстоятельства, которые выше нас. С твоим жизненным опытом ты должна понимать эти вещи. Я честно скажу: Куйбышев — это не самый плохой вариант.

— Господи, ты ничего не понимаешь. Мы поругались с Корсаковым перед самым отъездом на вокзал. Я еще раз повторила, что никуда не поеду. Он чуть не заплакал. Его отвезли на вокзал. Я не успела дух перевести, как позвонил какой-то чиновник, завхоз из Академии наук, и сказал, что у меня есть неделя, чтобы съехать. И больше о себе не напоминать. Если я этого не сделаю, меня выведут милиционеры. Квартира будет опечатана до нашего возвращения из Куйбышева. Нашел дуру, будто я не понимаю, что меня выселяют, выбрасывают на улицу, как кошку. Возможно, меня уже выписали.

— Пока еще нет, насколько я знаю.

— Дослушай… Вчера я встретилась с третьим адвокатом, с Эдиком Хомичем. Он серьезный человек. Хочу, чтобы он защитил меня в суде, если лишат прописки и будут выселять из квартиры. И он что-то пообещал. Правда, без особого оптимизма.

— Эдика я знаю, — сказал Орлов. — Он не тот человек. Хомич будет хвастаться высокими связями, распускать хвост, как павлин. Но когда придет время действовать, скажется больным и спрячется под плинтусом. И даже аванс не вернет.

— Господи, как все это гнусно. Слушай, у нас ведь советская власть, а не чилийская хунта. И нет такого закона, чтобы человека помимо его воли лишить всего и вытряхнуть из Москвы, будто какого-то опасного рецидивиста. А у тебя есть на примете приличный адвокат?

— Если ты твердо решила встать на тропу войны за квартиру… Ну, тогда я найду парня, который поможет. С ним появится шанс отстоять пусть не квартиру, хотя бы московскую прописку. И деньги он берет реальные. Значит так, через полчаса спустись вниз. Выйдешь на проспект, пройдешь вперед два квартала.

Глава 23

Орлов приехал чуть раньше времени и остановил машину не за два квартала от ее дома, а немного ближе, уже через минуту углядел Игнатову, видимо, ей тоже на месте не сиделось. Быстро стемнело, поблизости не было магазинов, тротуар был пуст, Игнатова, задумчивая и печальная, неторопливо брела куда-то, словно не видела ничего вокруг. В темном вельветовом плаще и светлых сапогах с высокими каблуками, она напоминала манекенщицу из Дома моделей Вячеслава Зайцева. Модель только что сбежала с подиума, ее уже хватились, ищут. Игнатова вздрогнула, услышав короткий сигнал, подошла, открыла дверцу и села на переднее место. Орлов выключил радио и тронул машину. Минут десять длилось молчание, наконец, Игнатова достала из сумочки сигареты и зажигалку.

— Куда мы направляемся?

— Просто катаемся… Не задавай лишних вопросов. Ты хотела адвоката,