Потом она его кормила, а он ел много и долго, усталый и довольный.

Они спали, крепко прижавшись кожа к коже. А потом просыпались и вновь истощали друг друга до невозможности дотрагиваться. Опять ели, и опять телами прилеплялись намертво, как лягушки, пока не кончилась еда и не истощились силы.

— Я хочу жить с тобой, — сказал он.

— Живи, — согласилась она.

— Я найду где заработать.

— Учись, Физик, я тебя прокормлю.

— Я не смогу жить на твои деньги!

— Какая разница, Физик, — мои, твои деньги?

— Как ты называла отца?

— Хочешь знать?

— Да.

— Я называла его Строителем. Твой отец был строителем в прямом смысле этого слова. Он мог построить дом.

— Ты его любила?

— Я его любила.

— И я его любил, — признался Анцифер. — В этом мы с тобой схожи. Я очень обиделся, когда он умер. А ты?

— На кого?

— Просто обиделся.

Она погладила его по щеке:

— Не надо на него обижаться… Смотрит он на нас сейчас с небес…

— Не смотрит он на нас! Бога нет.

— Ты что?..

— Ты веришь в то, что говоришь?

— Верю!

— Значит, отец сейчас сидит на облаке и смотрит, как мы с тобою тут…

— Не так примитивно.

— А как?

Она не знала, как ему объяснить… Он лежал голый и злой.

— Он ничего не оставил после себя.

— Не говори зря! Вы с сестрой… Он очень вас любил!

— Нам не на что жить!

— Он оставил большое наследство, Физик! — Она удивилась. — Я знаю! Помнишь дом на Новой Риге? Нестор его построил…

— Я там жил… И ты, кажется…

— Твоя мать его продала. Дом стоил очень дорого… Еще Нестор фонд для вас организовал…

— Фонд?

— Он всегда говорил, что если умрет, то вам будет на что выучиться! Он был горд, что вы получите образование в любом учебном заведении мира. Нестор смог стать богатым человеком!

— Я ничего об этом не знаю…

— Спроси у матери, Физик!..

Он решился открыть ей самое сокровенное.

Был вечер. Она ластилась к нему, но он отстранял ее, занятый подготовкой к решению.

— Подожди! — просил.

— Я не могу ждать…

Он напрягал свои губы, а она впивалась в них взасос, затем открывала рот, выпуская сильный язык, пытаясь вторгнуться в его рот… Не пускал.

Она не сдавалась.

— Ну хорошо, — сказала, собрала волосы в пучок и опустила голову к его животу. Выдохнула горячий воздух всего лишь раз и увидела начало жизни. Она поймала жизнь губами… Она вспомнила Нестора и вспомнила губами мертвое…

Ему не хватило сил оторвать ее от себя и вырваться…

Коротко мгновение мужской победы, и столь же коротко воспоминание о ней!..

Не успела она посмотреть на него снизу, как он уже начал говорить ей, что любит ее, а потому хочет открыть ей самую главную тайну своей жизни.

Она почти не реагировала на его серьезность, была взрослой женщиной, которой пацан хочет сказать что-то важное для себя, но для нее совсем неинтересное, попутное.

Он увидел, что она улыбается ему, как взрослая женщина маленькому мальчику.

А она не рассмотрела из-за темноты его глаз. В них застывала сталь, смешанная с ненавистью.

Анцифер схватил ее за снежные волосы, как собаку хватают за хвост, и притянул к себе:

— Пожалуйста, всегда внимательно слушай то, что я говорю! Хорошо?

В ее сознании тотчас все перевернулось, душа запротестовала против насилия, лицо пошло пятнами, она скривилась, став почти некрасивой, и тихо произнесла:

— Руку убери!

— Ты не слышишь меня! — повторил Птичик, продолжая крепко держать ее за волосы.

— Я сказала: убери руку! — произнесла она страшно, почти прошипела.

Он еще не знал ее такой, а потому слегка стушевался, ненависть отхлынула, Анцифер отпустил волосы и принялся объяснять:

— Не я тебе интересен! Тело мое пьешь!

— Если ты еще раз попытаешься сделать мне больно…

— …то ты уйдешь от меня, — продолжил он. — Я читал про такое в книгах.

— Ты прочитал в книгах правду, — закончила она.

Анцифер смотрел на нее, ощущая в себе большое и одновременно странное чувство к ней. Где-то совсем глубоко, в самой сердцевине его души хранилось до времени знание, что придет час — и он убьет ее. Эта мысль еще не поднялась с глубин на поверхность, запертая в подсознании, и пока Птичик ощущал к Алине только любовь. Ему нравилось, что она такая бесстрашная и независимая, а потому он еще более уверился в правильности принятого решения. Он откроет ей свою тайну.

— Я особенный, — начал.

— Все мужчины особенные, Физик! Все так говорят!

— У тебя было много физиков?

— Ты первый.

— Я имею в виду… Отца ты звала Строителем, меня Физиком называешь… Был ли у тебя Лирик? Может быть, Кондитер? Кооператор?..

Она смотрела на него и пыталась понять, где ошиблась, в какой момент, приняв мальчика за мужчину. Алина попыталась представить себя без Анцифера, нарисовала вместо него Мебельщика… Ее чуть было не стошнило, а сердце заныло, как будто перед смертью… Она еще раз убедилась, что любит этого, пусть мальчика, столь сильно, сколь способна ее душа любить. Нестора она так не любила…

— Я не буду ревновать, — обещал Анцифер. Она улыбнулась:

— Даже Рыбак был и Ассенизатор… Сейчас я люблю тебя!

— А их любила?

— С ними я жила.

— Да, это разница, — согласился он.

— Ты что-то хотел мне сказать?

— Да… Я особенный…

— Говорил…

— Почему ты меня все время перебиваешь?

— Прости…

Анцифер отдернул штору, впуская в квартиру солнечный свет. Затем он поднял руку над головой:

— Смотри! Видишь?

— Вижу… Вижу бритую подмышку. Кстати, хотела спросить: почему у тебя одна подмышка бритая, а другая нет?

— Смотри внимательно! — злился Птичик. — Видишь?

Она поднялась с колен к его груди.

— Шрам? — спросила.

— Это не шрам…

— А что это? — Она поцеловала его в бок, в место, где натянулась кожа от поднятой руки.