И это, дамы и господа, тот самый момент, когда у «любителей карри» появилась первая настоящая работа.

Вики Харт

Эскорт

1

– Только не вздумай в меня влюбиться, – объявил он, и в его зеленых глазах полыхнули огонечки вызова.

– Даже не надейся, – парировала я. – Если ты не заметил, я девушка не про любовь, а про совсем другое.

Не прошло и часа после этого разговора, как я выхватила пистолет и нажала на курок.

Да, некоторые знакомства заканчиваются совсем не так, как начинались. К данной фразе наверняка можно было бы приплести какую-нибудь трехгрошовую мораль, но поверьте, мне совсем не до этого. Потому что теперь я сижу и судорожно пытаюсь вспомнить, есть ли в нашем штате смертная казнь за покушение на убийство или нет.

Что-что? Посмотреть в интернете? Хорошая идея, но интернет для меня в данный момент недоступен, а смартфон приказал долго жить. И все из-за этого паршивого Джерролда Деккера, чтоб ему больше не заработать ни одного миллиона непосильным трудом. Ох!

Но, наверное, надо все-таки начать с самого начала, и тогда станет понятно, как скромная (вообще-то нет) Кларинда Арден докатилась до жизни такой. Кто не понял, Кларинда Арден – это я.

В жизни есть одна проблема (помимо ста тысяч других, конечно): когда ты делаешь самый пустяковый выбор, ты попутно делаешь еще массу сопутствующих выборов, о которых даже не подозреваешь.

Можно переехать в другой дом, найти по соседству парня своей мечты, выйти за него замуж и прожить с ним в любви и согласии – ну, допустим, целых три года. Или пять. Или всю жизнь, черт побери, но если бы ты не переехала, скорее всего, вы бы вообще никогда не встретились. А можно, к примеру, просто выйти в магазин за какой-нибудь ерундой и нарваться на пороге на неадеквата, который отправит тебя на тот свет. Без всякой причины, просто потому, что ты появилась на его пути в неподходящий момент. Но когда ты собиралась пойти в магазин, тебе просто надо было что-то купить, и ты даже не подозревала, чем это для тебя обернется.

Делая выборы – или, наоборот, не делая их, – мы постоянно проходим мимо вариантов своей судьбы, иногда даже не подозревая о них. Самый простой пример: человек купил билет на самолет, потом съел что-нибудь неподходящее, решил не лететь, а самолет возьми и упади. Не отравись гражданин, оказался бы он в самолете и погиб точно так же, как все остальные пассажиры. Но на помощь явилась спасительная диарея – и помогла одержать над судьбой верх.

Что касается меня, то самолет моей судьбы развалился еще на старте, потому что моя так называемая мать оставила меня на попечение государства и свалила в неизвестном направлении. Отец у меня определенно имелся, но он не то что свалил, а, скорее всего, вообще не подозревал о моем существовании. Не знаю, кому при этом больше повезло – ему или все-таки мне.

Столкнувшись со мной, государство не стало забивать себе голову (которой у него все равно не было). Оно пожало плечами и проявило заботу так, как могло, – то есть сплавило меня в приемную семью, где помимо меня были еще четверо детишек.

Кому пришла в голову светлая мысль дать мне редкое имя Кларинда, я не знаю, и по какой причине мне дали именно его, тоже остается тайной. Все приемные родители, которые попадались на моем пути, первым делом собирались его переменить, но оно, судя по всему, прилипло ко мне так крепко, что отодрать его было уже невозможно. В конце концов его устно переиначивали в Клару, Клари и даже Клер, на французский манер, и на этом все заканчивалось.

Первые мои приемные родители слыли среди соседей приятными людьми. В самом деле, когда вы намерены всю жизнь палец о палец не ударить и существовать на пособия, которые получаете за приемных детей, вам приходится прилагать некоторые усилия, чтобы вас не вывели на чистую воду. Но как выразился какой-то писатель в книжке, которую я зачем-то прочитала, лицемерие – чертовски утомительный порок, потому что нельзя врать двадцать четыре часа в сутки на протяжении семи дней в неделю без перерыва. Вернее, можно сколько угодно пудрить мозги посторонним людям, которым нет до вас особого дела, но нельзя долго обманывать тех, с кем ты проживаешь на одной территории.

Лет в девять я впервые сбежала из дома. В двенадцать я сбежала снова, но уже из второй приемной семьи, старшие члены которой напивались два-три раза в неделю. В шестнадцать меня застукали за попыткой поджога дома. Это была уже третья приемная семья, и тоже вроде как приятные люди, которые, правда, считали, что дети – разновидность рабов, которых можно заставить вкалывать на ферме за кров и еду.

В двадцать два я шла себе по улице Лос-Анджелеса, никого не трогая, когда небо внезапно покрылось тучами и хлынул тропический ливень. Синоптики, разумеется, станут говорить, что всему виной циклон, или антициклон, или завихрение чего-то там в каких-нибудь слоях атмосферы, но я точно знала, что ливень пошел спецом для меня. Потому что у меня сломалась машина, которая помнит еще эпоху черно-белых фильмов, нет зонта, на ногах тряпичные кеды и в два часа меня ждет еще незнакомый мне Сэм, в магазинчике которого вроде есть вакантное место. Сэму обо мне рассказала Делла, с которой мы вместе работаем на кухне одной дрянной забегаловки. Место так себе, но, может быть, Сэм меня возьмет.

Я еще не упомянула, что делала между шестнадцатью и двадцатью двумя годами, то есть между попыткой поджога и ливнем, но это как страницы скучного романа, которые смело можно пролистать. Кажется, я страдала от прыщей, влюбилась, разлюбила, снова влюбилась, научилась заниматься сексом, водить машину и стрелять, а еще не по своей воле посещала государственного психиатра, который всегда смотрел на меня так, словно я собираюсь его укусить. Все это время я мечтала только об одном: как я вырасту, стану зарабатывать собственные деньги и не буду ни от кого зависеть.

Ну что ж, пожалуйста: мне двадцать два, я получаю паршивые гроши, большую часть которых приходится отдавать за жилье, и завишу от мира еще больше, чем прежде. И бежать-то уже некуда. Может быть, потому, что от Кларинды Арден, то есть от себя, не убежишь. Бесполезно даже пытаться.