Вы обязательно вернёте себе свой удел и выдворите недостойных за пределы вашей области. Только… Я не имею права рисковать жизнью людей базилевса. Поэтому хочу, чтобы вы сами, без моей помощи, вернулись на родину. Впрочем, хороших воинов базилевс постарается для вас найти. Один такой уже есть у него на примете. Но сейчас я бы хотел спросить вас о другом. Знаком ли вам некто Боян, знаменитый на Руси сочинитель стихов и песен?

– Ещё бы! Боян – мой друг! Что с ним стряслось?! – Олег обеспокоенно всмотрелся в непроницаемое лицо ромея.

– Боян вынужден был бежать из Чернигова, опасаясь гнева князя Владимира Мономаха. Теперь он живёт в Корчеве. Я полагаю, этот Боян – ваш сторонник. Советую послать ему из Константинополя весть о вашем счастливом освобождении. Пусть исподволь подготовит ваше возвращение в Таматарху. Надеюсь, его влияние среди жителей этого города достаточно велико. Сами понимаете – песни. Они вселяют в сердца людей и радость, и печаль, и любовь, и ненависть, когда это нужно. Да и вас жители Таматархи, мне кажется, любили сильней, чем Володаря и сына Игоря. Ну, как вам план автократора? – Татикий залился нервным каркающим смехом.

– Содею по его совету, – буркнул Олег.

Внезапно нахмурив чело, он отвернулся от Татикия и в глубоком раздумье опустил голову, глядя, как за кормой дромона пенятся изумрудные воды Пропонтиды[154].

Глава 31. «То ты – переветник!»

Примикарий Татикий неприятно скалил лошадиные зубы.

– Полихронион[155], светлый вельможа! – отвесил ему лёгкий поклон вызванный в покои к Акиндину Талец.

Грузный купчина сам прислуживал высокому гостю за столом и в волнении потирал руки.

– Я узнал тебя, юноша. Ты – Димитрий, племянник Яровита, – сказал Татикий. – Выпьем же за нашу счастливую встречу чашу вина.

Он поднял большую серебряную чару и чокнулся с Тальцем.

Выпили, закусили запечённой в сухарях рыбой. Вытерев белоснежной тряпицей тонкие змеиные губы, Татикий неторопливо приступил к делу.

– Я слышал, ты изъявил желание вернуться на Русь. Похвально, похвально. – Он одобрительно закивал наголо обритой головой. – Базилевс разрешает тебе это. При одном условии. – Примикарий поднял вверх указательный палец. – Ты должен оказать услугу одной важной особе. Она, эта особа, – вернее, он, – тоже, как и ты, хочет вернуться на Русь. Так же, как и ты, он был захвачен и попал в неволю. Так вот, ему нужна поддержка, нужны смелые воины.

– Кто сей человек, светлый вельможа? – хмуря брови и смутно чувствуя недоброе, спросил Талец.

– Сейчас узнаешь. – Примикарий обернулся и сделал знак подойти Акиндину. – Где наш архонт? В отведённых для него покоях? Позови его.

Купчина поклонился и проворно шмыгнул за дверь.

Через некоторое время в палату, скрипя половицами, тяжелым шагом вступил князь Олег. Он был одет в нарядную рубаху из алого шёлка с золотыми пуговицами на вороте и бархатные синие штаны.

Талец, побледнев, вскочил с высокой лавки. Они долго молчали, с ненавистью смотря друг другу прямо в глаза.

– Переветник! Иуда! Ирод! – прохрипел наконец Олег. – Что, переметнулся ко Всеволоду! Тя, змия, отец мой вскормил в Чернигове, а ты! С дядькою своим, Яровитом, ко стрыю рванул! Что, больше кун отсыпал те Всеволод?! Аль на волости обильные ты купился?!

– То ты – переветник, княже, – спокойно ответил ему Талец. – Почто бежал тогда из Чернигова в Тмутаракань, почто крамолу почал ковать? Погляди: всюду на земле Русской стон, плач, слёзы, всюду убиенные, рати нескончаемы. Ты в том повинен. Почто поганых наводил? Я же человек вольный, свободный, любому князю вправе был меч свой предложить.

– Собака! Как смеешь князю дерзить?! – не сдержавшись, заорал Олег.

Стиснув кулаки, он ринулся на Тальца.

– Архонт, архонт, прошу вас, успокойтесь. – Татикий, подскочив, ухватил Олега за запястье. – Не горячитесь. А вы, юноша, будьте повежливей.

– Я его на кол посажу! – топал ногами Олег.

– Да тя самого на кол нать! – Талец с отвращением плюнул в сторону князя. – Ты – что поганый, что тать!

– Уведите отсюда этого сопляка! – морщась, приказал Татикий Акиндину. – И посадите его за крепкие засовы. А вы, архонт, держите себя в руках. Обещаю: этого человека вы больше никогда не увидите!

Двое дюжих стражей подхватили Тальца под руки и выволокли из палаты. Олег злобно хрипел и скрипел зубами. Нехотя сел он в высокое, обитое парчой кресло.

– Вот так будет лучше, архонт. – На лице Татикия играла всё та же льстивая заискивающая улыбка. – Имею для вас добрую весть. Базилевс ждёт вас на пиру. Там будут знатные люди, их жёны и красавицы-дочери. Кстати, дам вам совет: присмотритесь к одной из них. Её зовут Феофания Музалон.

Олег молчал. Мало-помалу гнев его стих, чело разгладилось, со щёк сошёл багряный нервный румянец.

…Тальца втолкнули в сырую узкую камору с низким потолком и крохотным решётчатым оконцем. За дверью возмущённо кричал Акиндин:

– Я столько времени тя кормил, поил, а ты?! Скотина, тварь неблагодарная! Вот как ты отвечаешь на добро! На позор мя выставил пред князем и главным примикарием! Стыд, срам, несчастье на бедную мою главу! Сдохнешь топерича тут, ворог! Пощады не сожидай!

В двери заскрипел замок.

Обхватив голову руками, Талец в отчаянии рухнул на каменный пол.

Что делать ему теперь?! Как быть?! Мысли в голове путались, он не видел никакого выхода.

На Константинополь спустилась ночь. В высоком летнем небе зажглись огоньки звёзд, выплыла серебристая луна. Талец прислонился лицом к холодным железным прутьям решётки и вдыхал в лёгкие прозрачный, слегка кружащий голову воздух.

За дверью раздалось позвякивание ключей, с негромким скрипом открылся тяжёлый замок.

– Талец, где ты? – На пороге стоял Авраамка. В шуйце он держал тонкую свечу, а в деснице – связку ключей.

– Друг, бежим! – прошептал он, дёрнув Тальца за рукав рубахи. – Скорей, покуда стражи не хватились!

Они выбрались через чёрный ход и бегом пересекли площадь перед оградой предместья.

– Теперь через стену. Давай я тебя подсажу. Вот так. Забрался? Дай тогда руку.

Грек вскарабкался на стену с ловкостью обезьяны.

– Прыгаем, и к порту. На рассвете, как откроют ворота, – на ладью и на Истр![156] – взволнованно шептал он. – Ну, пошли! Внизу пусто, темно, никого нет.

Петляя между домами, они осторожно пробирались по ночным пустынным улицам и дворам спящего города.

– Не нарваться б на грабителей, – шептал Авраамка. – Говорят, кишмя кишит их тут. Ага, вон и ворота, вон стена Феодосия. Упрячемся под стеною, переждём до утра.

С бьющимися сердцами, тяжело дыша, они опустились на землю и беспокойно прислушались. Тишина, только волны грохочут вдалеке за стеной.

– Шторм, как на грех. Но ничего, пройдём через пролив, а там вдоль