В руках у Томаса был пистолет. На место усталости, которая сковывала его движения в участке, пришла напряженная сосредоточенность.

– Эвелин, вы ранены?

Выбравшись из машины и нетвердо стоя на ногах, она убрала оружие в кобуру. Затем оглядела пятна крови на левом плече. Похоже, кровь натекла сверху. Эвелин ощупала голову – вроде бы все в порядке, – коснулась щеки и сразу охнула от жгучей боли.

– Вам нужно в больницу, пусть врачи продезинфицируют царапины. Вам в щеку попали осколки стекла, других повреждений я не вижу, так что, похоже, пуля вас не задела. – Томас тоже убрал пистолет.

За его спиной Эвелин видела полицейских – они осматривали машины на парковке. Несколько офицеров направлялись ко входу в отель.

– Что, черт возьми, здесь случилось, Эвелин?

– Я сидела в машине, читала письмо от эксперта-криминалиста. Он считает, что стихотворения восемнадцатилетней давности распечатаны на той же бумаге, что мы нашли во дворе Бриттани.

– Вот дерьмо… – пробормотал Томас.

– Когда я собиралась выйти из машины, пуля пробила стекло. Я не знаю, кто… – Эвелин осеклась, потому что в этот момент на парковку влетел автомобиль. Она потянулась за «ЗИГ Зауэром», но Томас перехватил ее руку.

– Это Джек. Его личная машина, он не на дежурстве.

Большой серый «бьюик» резко затормозил в нескольких футах от них, и оттуда выскочил Джек, не позаботившись нормально припарковаться. Он был в той же одежде, в которой Эвелин видела его в последний раз в участке.

– По пути домой услышал переговоры по рации, – сказал он, задыхаясь, как будто всю дорогу бежал, а не сидел за рулем.

Томас сообщил:

– В Эвелин стреляли, когда она была в машине, здесь, на парковке. Думаю, она как раз собиралась сказать мне, что не видела стрелка.

– Да, не видела, – кивнула Эвелин. – И даже не знаю, где он в тот момент находился. Я слышала, как со стоянки уехала машина сразу после того, как зазвучали сирены. Возможно, именно из той машины в меня и стреляли.

– То есть вы вообще ничего не видели? – раздраженно спросил Джек.

– Да.

– Что ж, значит, у нас ничего нет, – покачал головой Томас. – Здесь вы в опасности. Может, вернетесь в Виргинию и будете консультировать нас из офиса? Хотя мне очень не нравится эта идея.

– Я не уеду! – выпалила Эвелин. Затем, взяв себя в руки, продолжила спокойным тоном: – Возможно, даже хорошо, что в меня стреляли.

– Да ну? – вытаращился на нее Джек. – Кто-то превратил ваше лицо в котлету для гамбургера – и это хорошо?

– Не слишком. – Эвелин с ужасом подумала, что нужно срочно посмотреться в зеркало, но это ничего не изменило бы, и она решила не тратить время. – Однако сам факт, что в меня стреляли, говорит о том, что преступник напуган, а значит, я на верном пути. Сами подумайте: мы с Джеком пытались получить у Уолтера Уиггинса разрешение осмотреть его дом, а потом я здорово разозлила Дарнела Конвея.

Томас задумчиво покивал:

– То есть теперь это наши главные подозреваемые.

– В общем-то они и раньше были, но теперь определенно.

– А как кто-то из них мог узнать, в каком отеле вы остановились? И о том, что вы будете на парковке в… – Томас посмотрел на часы. – Почти в пять утра?

– Похититель умеет выслеживать добычу, – заметил Джек. – И он в этом деле чертовски хорош, если сумел украсть Лорен сейчас, когда за ним гоняется толпа копов и федералов.

– Разумный довод, – согласился Томас. – О'кей, значит, Уолтер или Дарнел…

– Минуточку, – перебил Джек, уставившись на Эвелин. – А когда вы успели разозлить Дарнела? Вы что, допрашивали его еще раз без меня?

– Сегодня ночью произошел небольшой инцидент. – Томас кашлянул и покосился на девушку. – Ладно, он все равно узнает. В общем, Эвелин решила осмотреть задний двор дома Дарнела Конвея.

Джек вытаращил глаза:

– Это что, шутка?

Томас успокаивающе поднял ладони:

– Послушай, Джек, это, конечно, была плохая идея, но Дарнел не станет подавать жалобу, так что, можно считать, ничего страшного не случилось.

– Ничего страшного?! – рявкнул Джек так, что другие копы на парковке посмотрели в их сторону. Он шагнул к Эвелин. – Да вы фактически уничтожаете улики везде, где появляетесь! Без ордера мы не сможем их предъявить в суде! Вы провалите это дело к чертовой матери! Что мы будем делать, если Конвей или Уиггинс на самом деле окажется Массовиком-затейником, а? Как мы докажем, что это один из них, если вы ставите под сомнение законность следствия?!

– Джек… – начала Эвелин.

– Вам не нравится мой подход к подозреваемым, потому что я, видите ли, слишком агрессивен и могу их насторожить, но при этом вы сами устраиваете полнейшее безобразие! Я-то, по крайней мере, соблюдаю закон, и, если мне надо будет произвести арест, я могу быть уверен, что преступника не выпустят на свободу из-за того, что были нарушены его права!

Томас хотел вмешаться, но Джек уже переключился с Эвелин на него:

– Мой отец тоже все делал по закону! А вы?! Вы ее покрываете! Я с первого дня говорил вам, что от нее будут одни проблемы! Пусть убирается отсюда к черту! А если вам наплевать на ее фокусы, тогда я сам подам официальный рапорт в ФБР!

– Джек… – снова попыталась заговорить Эвелин.

Но он лишь махнул рукой, сел в свой «бьюик», хлопнув дверцей, и умчался так же стремительно, как приехал.

– Вот дерьмо, – вздохнул Томас.

Эвелин была с ним согласна. Если Джек пожалуется Дэну Муру, тот мгновенно отзовет ее из Роуз-Бей. А если она откажется уехать, ее ждет увольнение.

Эвелин медленно открыла глаза. Казалось, вместо век у нее наждачная бумага. Во рту был странный металлический привкус, в висках пульсировала кровь. От слабости она некоторое время не могла встать с кровати, потом невероятным усилием заставила себя перекатиться на бок, и щеку тотчас обожгла боль. Эвелин застонала, одновременно пытаясь сфокусировать взгляд на будильнике. Девять тридцать. Судя по яркому солнечному свету, пробившемуся между планок жалюзи, утро.

Значит, она проспала всего два часа после того, как вернулась в отель из больницы. Обезболивающее, которое ей дали, потому что щека болела и страшно распухла, в принципе должно еще действовать.

Когда в больнице она наконец посмотрела на себя в зеркало, оказалось, что Джек был прав: вместо щеки котлета для гамбургера. Стекло изрезало кожу и застряло в ранках. Врач сказал, ей повезло, что ни один осколок не попал в глаз. Он вытащил осколки, промыл и продезинфицировал царапины, а на самые глубокие порезы налепил прозрачный пластырь и еще пообещал, что шрамов не останется, но сейчас, разглядывая себя в зеркале ванной комнаты номера, Эвелин с трудом в это верила.