дочерью Макеной. А его Покаяние превратилось в Ненависть и Рабство рода Бонце.

Коэд-Дин же так и не вернулся.

Исчез, будто призрак, и позволил злу свершиться, хоть и был одарён великой силой всех защитить'.

Зигбо опять замолчал.

Подступили слёзы.

А ещё он услышал, как тяжело выдохнул Коэд-Дин. Вряд ли он ожидал, что услышит именно такой рассказ.

— А как лампа попала к тебе? — хрипловато спросил он.

Зигбо поднял голову и повернулся к нему, хоть его и не видел.

— Если хочешь узнать, как лампа попала ко мне, то придётся слушать другой рассказ. Мою собственную легенду. Пусть это будет «Легенда о Зигбо».

Коэд-Дин помолчал немного и наконец сказал:

— Хорошо. Продолжай.

Зигбо кивнул и, уже не опуская головы, продолжил:

— Шли года. Одно поколение рода Бонце сменяло другое. Крест клятвы появлялся на правой ладони у каждого новорождённого в семье. Перед смертью Данай передала лампу с носорогом в руки своей внучке Шаде, искусному магу Пути Психо. Потом у Шаде родилась дочь Хабика, которая тоже продолжила Путь Психо.

Зигбо вздохнул.

Когда он говорил о своей матери, его пробирала тоска.

— Она вышла замуж за местного каменщика Олега Никольского и продолжила служить хозяину. Та самая Хабика, мать Зигбо и его младшей сестры Чиццы. Именно Хабика должна унаследовать лампу Ненависти от бабушки Шаде, когда придёт время. А потом кто-то из её детей.

Перед глазами снова появился холст с легендой, только на этот раз Зигбо писал её уже сам для себя и, возможно, для своих потомков. На будущее, если оно, конечно, наступит.

Воображаемый свиток с мерцающими буквами разворачивался перед ним, всё ниже и ниже.

Новая легенда — «Легенда о Зигбо» — продолжалась:

'Каждый из рода Бонце пытался найти голову Волота.

Метка клятвы всё так же чернела на руке каждого из семьи, обрекая их на вечные поиски и жажду свободы.

Рабство продолжалось.

Садовники, горничные, солдаты, прачки, убийцы, разведчики, каратели — кем только ни были для Волота гордые потомки Дождя Бонце. Хозяин менял тело за телом, продолжал требовать голову и обещать свободу, а они всё служили ему.

И вот однажды, в конце последней весны, Зигбо навещал могилу Дождя и его старшей дочери Макены — той самой Макены, которую ещё сто лет назад ослепили и заживо похоронили под Лебединым камнем у Умбозера.

В тот день было холодно, и Зигбо разжёг костёр, чтобы согреться.

И тут вдруг кое-что заметил.

Дым от костра завертелся спиралью точно так же, как дым от лампы хоа!

Зигбо сразу вспомнил, как зловещая лампа с носорогом переходила из рук в руки в его роду, как бабушка Шаде зажигала её, сидя в кресле, и как горели носорожьи глаза, а дым закручивался спиралью и всегда тянулся в одну и ту же сторону.

На Северо-Запад.

А ведь порой этот дым шёл даже против ветра, нарушая все природные законы. Только этого никто не заметил, даже бабушка Шаде.

Тогда-то Зигбо и понял, что Дождь не просто так завещал передать свою лампу первому сидарху, который родится в роду Бринеров после Гедеона.

Это была не только лампа!

Это был указатель, как стрелка компаса!

Точно!..

Зигбо аж вскочил у костра и запрыгал от радости, повторяя ритуальный танец юношей из народа нгаби. Вскидывал руки к небу и отплясывал, перескакивая с ноги на ногу, будто забыл, что вообще-то он — современный школьник из Петербурга, а не раскрашенный охрой дикарь с рыбьей костью в носу.

Успокоившись, он стал думать, как провернуть дело.

Естественно, что передавать лампу он никому не собирался, хоть в роду Бринеров и появился сидарх по имени Алексей, про которого уже не раз говорили по телевизору. Появился он неожиданно и как-то странно.

Да и пёс с ним.

Зигбо собирался выкрасть лампу у бабушки Шаде и отправиться по направлению дыма сам. Так что не прошло и недели, как он сделал это. Стащил лампу прямо из кармана уснувшей в кресле бабушки, а потом сбежал из дома, прихватив только рюкзак.

По дороге он часто зажигал лампу, и как только глаза носорога загорались, а дым от благовоний начинал закручиваться в спираль, Зигбо следовал за ним, методично и упорно.

День за днём.

Неделя за неделей.

Через месяц дым привёл его… к могиле Макены и Дождя. К той самой могиле, которую сто лет назад слуги Волота уже перерыли вдоль и поперек, выискивая голову!

Что за чертовщина?..

Зигбо в тот момент был ошарашен как никогда. Стоял и смотрел на Лебединый камень, не зная, что делать дальше.

Рыть могилу снова?

Но ведь там похоронены предки. Нельзя их беспокоить, иначе будет беда.

Так Зигбо и стоял там до самой ночи, никак не решаясь действовать, пока наконец не додумался снова зажечь лампу с носорогом.

Когда дым завертелся спиралью и потянулся к могильному камню, Зигбо приник к нему, зачем-то принюхался и прислушался, потом закрыл глаза и попытался ощутить что-нибудь магическое.

Хоть Дождь Бонце и не был магом, зато сам Гедеон Бринер им был. Причем, таким магом, каких ещё не видел мир.

Зигбо напряг все свои силы Пути Психо, какие в нём имелись. Так он и стоял, прислушиваясь и напрягаясь всю ночь, как дурной.

Утром пошёл дождь.

Зигбо промок до нитки, но не отступил. Он перекусил шоколадным батончиком «Чудо» прямо под дождём, а потом… эх… потом он решился на осквернение могилы собственных предков.

Зигбо решил расколоть Лебединый камень.

Раскрошить его в дребезги.

Для этого ему не нужен был ни молот, ни другой инструмент. Он всё-таки был магом Пути Психо, пусть даже паршивым бревном в воде, который никогда не станет крокодилом. Однако и он кое-что умел.

Его любимым навыком был Импульс Тяжести Тиада.

Серьёзный стандарт из арсенала менталиста выше третьего ранга. А какой-никакой, но третий ранг у Зигбо уже имелся даже в пятнадцать лет. Не зря ведь его бабушка Шаде была искусным магом Пути Психо. Кое-что и внукам от неё перепало.

Зигбо накинул мокрый капюшон кофты на голову, опустился на колени перед Лебединым камнем и низко склонился к земле.

— Пусть предки простят меня, — прошептал он, вдыхая аромат прелой влаги. — Я делаю это лишь для того, чтобы вернуть в наш род уважение и свободу.

Поднявшись, он принял позу силы: отставил ногу назад, скользнув подошвой кроссовка по мокрой траве, затем пригнулся и будто приготовился к старту на беговой дорожке.

Руки очертили полукруг над головой, соприкоснулись