– Вы сегодня странный. Похоже, небо и земля поменялись местами. Вы явно не такой, как раньше. Но в чем дело, я не понимаю!

Мияко оживилась и, подойдя к зеркалу, похлопала себя по лицу. Наброшенный халат соскользнул с плеч.

– А я видела вас во сне. Выходит, сон в руку. Догадайтесь, чем мы занимались?

Оставив зеркало, Мияко положила голову Санки к себе на колени и близко-близко склонила к нему лицо.

– Скорей приходите в чувства, а то мочи нет смотреть на ваше измученное лицо.

Санки приподнялся. Сжав руку Мияко, он сказал:

– Как же мне все это надоело…

– Что?

– Нельзя ли помолчать и дать мне поспать?

Санки снова лег и закрыл глаза, но Мияко принялась его отчаянно трясти.

– Да что вы себе позволяете? Меня разбудили, а сами – спать! Я что, ваша жена?!

Санки сел и опрокинул в себя еще один стакан виски.

– Вот вы как, значит! Отлично! Не выношу я ваших капризов и нисколько вам не сочувствую! Хватит киснуть, когда смотрите в глаза другим людям, хватит мусолить в голове всякую чушь! Такого, как вы, любить нельзя!

Санки захмелел. Ему казалось, что от ее упреков он пьянеет еще сильнее. Он попробовал привстать:

– Прошу прощения. Вы меня ругаете, тогда я, пожалуй, пойду.

– Ну и скатертью дорога! Надоел мне ваш кислый вид, таких людей везде полным-полно! Посмотрите-ка на меня. Я, может, и полная дура, но понимаю, что к чему.

Мияко сердито отвернулась и взяла сигарету. Санки вместо того, чтобы уйти в ответ на внезапную вспышку гнева, опять прилег на диван. Мияко отшвырнула ногой халат, валявшийся на полу, и направилась в спальню. Санки тихо произнес:

– Может, посидите со мной немного? Я потихоньку приду в себя.

– Еще чего! Избавьте меня от дружбы с вами!

– Если такой, как я, немного побудет рядом, ничего плохого не случится. Не нужно сердиться. Меня сегодня весь день, с утра до ночи, пытались убить. Я очень устал, а когда человек устает, он ищет самый теплый угол, чтобы забиться в него. Не сердитесь, позвольте мне побыть у вас еще немного.

Мияко, стоя у двери, обернулась к Санки.

– С вами этой ночью что-то неладное творится. Вы, может быть, призрак, а?

– Нет, не похоже. Я кое в чем хотел признаться, но передумал. Тот, кто делает глупости, помимо всего прочего виноват перед богами.

– Да уж, вы виноваты не только перед богами. Даже передо мной виноваты! Хорошо, что вы помните о Кёко, хотя она этого и не заслуживает!

– Кёко это Кёко, а я это я, и я человек легкомысленный, поэтому способен только на легкомысленные поступки. Вот поэтому этой ночью – будь что будет – я задумал совершить одно безрассудство, но, в конце концов, и тут потерпел неудачу. Это ничего, что я так много болтаю?

– Ладно уж, рассказывайте, что натворили.

Подойдя, Мияко обхватила его голову и принялась легонько баюкать его. В голове Санки возникли картины случившегося сегодня. И от того, что рисовало ему пробужденное сознание, он ощутил безмерную тяжесть, будто сердце погрузилось в неведомые пучины. Он заговорил, чтоб хотя бы попытаться вытащить его оттуда.

– Меня очаровала одна китаянка, и я целый месяц боролся со своим самолюбием. И вот сегодня ночью наконец с ним было покончено. Потом я собирался умереть. Если умирать сейчас, то лучше быть убитым китайцами. Если убьют хоть одного японца, положение Японии лишь укрепится, – ну, это я так считал. Я патриот, поэтому если все равно умирать, то лучше умереть за родину. Но китайцы меня так и не прикончили. «Если не убьют, и я умру иначе, то родине не послужу; раз все равно умирать, так пусть убьют». – Я долго стоял и рассуждал в таком духе, но ничего не случилось.

– Прекратите, хватит! Не нравятся мне эти разговоры.

– Потом я стал думать, почему меня не убили. Конечно, из-за того, что я надел старую китайскую одежду и повсюду бродил в ней, однако вы, вероятно, спросите: зачем же я носил китайскую одежду? Но, не замаскировавшись, я не смог бы встретиться со своей китаянкой. Она – мои новые мучения. Ну что, не ожидали такого?..

– Тьфу! И как я только смогла увидеть вас во сне! – Мияко пригубила виски.

– Если размышлять в таком духе, – продолжил Санки, будто не услышав Мияко, – то это глупая история и впрямь глупа. Между тем я этот вопрос серьезно обдумывал, и еще стараться не вижу смысла. Голова уже не соображает, точнее – она начинает понимать только глупости. Вот, например, глупость той, кто не идет замуж за Кою. Это я понятно объяснил, да?

– Конечно. Я была ослеплена вами, вот и не вышла замуж! Все из-за вас. Так и передайте Кое. Однако и он хорош! Познакомить меня с вами – это каким же надо быть дураком? Если я за вас замуж не могу выйти, так и за Кою не пойду. Это моя месть вам. Вы волнуетесь за Кою и поэтому думаете лишь о том, как бы от меня сбежать. Даже если не так, то уж про эту китаянку рассказывать ну совершенно было ни к чему! А то и я сделаюсь патриоткой!

Поднявшись, Мияко бросила на круглую столешницу цветок белой орхидеи. Санки видел, что Мияко тоже сейчас плохо, и его сердце радостно затрепетало.

– Эй, идите сюда! Патриот – это самое замечательное, что может быть. Как я вам сочувствую! Я, видимо, единственный, кто вас понимает. А если нет понимания, то что это за любовь? Ну, идите же ко мне, я вас люблю.

С этими словами Санки подошел к Мияко, но та сильно оттолкнула его. Ударившись о стену, он снова подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Перестаньте. Я вам не ваша китаянка.

– Может, китаянка, а может, селедка. Какая разница? Если назвались патриоткой, то кто бы вы ни были, – все равно благодетельница. А что у нас имеется для маленького человека, кроме патриотизма?

Санки поднял Мияко на руки и, все ускоряясь, закружился на ковре. Потом его ноги подогнулись и оба упали. Мияко так и осталась лежать неподвижно, а Санки с радостью разглядел лицо матери, проступившее вдруг на цветочных стенах, все еще кружащихся вокруг него.

40

Несмотря на то что специальное совещание отложили, забастовка в городе разгоралась все сильнее и сильнее. На следующий день китайские банки все как один остановили работу. Чеки больше не принимали. Закрылся рынок золота. Из-за расстройства валютного рынка иностранные банки бездействовали. Внутри полностью разрушенной системы денежного