обращения звон валюты в хранилищах иностранных банков стал едва различим, как слабое сердцебиение.

Однако разрушения этим не ограничились. Почти все фабрики закрылись. Собравшись на пристани, начали забастовку кули. Стала исчезать прислуга в гостиницах. В полицейском управлении не вышли на службу патрульные-китайцы. Рикши, водители, почтальоны, экипажи судов и многие другие, кто был нанят иностранцами, работать отказывались.

Груженные товарами суда простаивали в порту. Больше не выходили газеты. В гостиницах еду гостям подавали оркестранты. Исчезли пекари. Не стало ни мяса, ни овощей. Иностранцы оказались осажденными в городе, поражаясь невиданной стойкости китайцев.

Санки понравилось гулять по городу, из которого почти исчезли прохожие. На некогда заполненных народом улицах он чувствовал себя как в лесу. Одновременно ему казалось, что город стал оживленнее. Добровольцы преследовали грузовики, на которых террористы перевозили бомбы. Иногда, совершая тайные вылазки, под покровом ночи между зданиями вихрем проносились отряды китайских велосипедистов, все в белых перчатках. Иностранки доставляли продукты в тыл измученным добровольцам. На улицах шеренги запертых дверей зияли одними вытаращенными глазами дверных щелей, наблюдая за внешним миром.

Когда до Санки дошли слухи о частых нападениях на японский квартал, он сменил свой маршрут и стал прогуливаться ближе к нему. После того как женщин и детей переправили в укрытие, всю ночь напролет местный отряд самообороны не смыкая глаз отважно оборонял свои дома.

Однажды душевное равновесие Санки нарушили обрывки воспоминаний о Цюлань. Тогда он, словно охваченный дурманом, снова стал бродить по всему городу, но узнав о нехватке продовольствия в японском квартале, опять вернулся на свой обычный маршрут. Когда узнал о предательском убийстве японцев, он вновь заглянул туда. Он ощутил, как незаметно превратился в дозорного, без устали патрулирующего границы родного квартала. Каждый день на него обрушивалась, тесня грудь удавкой, лавина слухов о все новых и новых пострадавших японцах.

Однажды Санки с Коей отправились поесть в обычное для них место, но им отказали, сославшись на то, что продукты закончились. Говорили, что тайком привозивших рис китайцев обнаружили и казнили. Кроме того, не было ни яиц, ни мяса. Неудивительно, что не хватало и овощей.

Выйдя на улицу, Коя сказал Санки:

– Значит, остается только умереть голодной смертью! Есть банк, но он бесполезен, как камень; к пристани подошло судно с лесом, но некому его выгрузить; Мияко меня выставила, даже риса не могу поесть, – о таких жестоких напастях известно ли богам, а?..

Санки ощутил, что пустой со вчерашнего вечера желудок уже атакует его голову. Он понимал: в том, что сводит желудок, виновато только его японское тело. Если бы сейчас его тело принадлежало китайцу, он сумел бы раздобыть хлеба. Но его тело принадлежит Японии, а Япония прочнее стали.

Коя снова заговорил:

– Послушай, тебе ведь полагается пособие на время безработицы? А то у меня больше нет денег. Я некоторое время буду рассчитывать на тебя, имей это в виду.

– Разумеется. Совсем забыл о пособии. Все как-нибудь наладится. А если пособие не дадут, то на сей раз будем бастовать мы.

– Что это выйдет за забастовка? Китайцы опередили нас, разве у нас получится?

– Вот и будем действовать заодно с китайцами.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы навсегда остались голодными?

– Прекрати все время говорить о еде. Я сам уже помираю от голода, – сказал Санки.

– Если пособие дают только японцам, а китайцам нет, то это может привести к расширению забастовки. Тогда я никогда уже не смогу поесть!

Они шли и читали листовки, наклеенные на дверях домов по обеим сторонам улицы: «Тайно убивай иностранцев!»

– Во всяком случае, прежде чем быть убитым, нужно поесть, – сказал Санки.

– Нет, быть убитым – это уж слишком, – возразил Коя.

Оба расхохотались. Отсмеявшись, Санки подумал о себе как о препятствии союзу Кои и Мияко. Даже тут он всем только мешал.

– Ты правда любишь Мияко? – спросил Санки и взглянул на Кою.

– Люблю.

– И как сильно?

– Что тут сказать?.. Чем решительней она меня отвергает, тем сильнее я ее люблю. В общем, похоже, что мне нравится быть отвергнутым, – сказал Коя.

– А если, женившись на ней, окажешься несчастным, что будешь делать?

– Я уже несчастлив. Разве мыслимо большее несчастье, чем это?

Санки вспомнил прошлое, когда он тайно любил Кёко. В то время Коя на правах ее брата постоянно пользовался этой его слабостью. А сейчас наоборот: он воспользовался слабостью Кои и задавал ему вопросы.

– Скажи, что ты думаешь об о-Суги? – спросил Санки.

– О ней? Ничего. Она для меня выброшенный фантик.

– Для тебя она, вероятно, фантик, а для меня была кандидаткой в жены. Скажи, это ведь ты изнасиловал ее?..

На мгновение Коя покраснел. Но даже покраснев, хмыкнул:

– Хм, если для меня она фантик, так не мусор ли она и для других?..

Санки, раздумывая о Мияко, ставшей его выброшенным фантиком, попытался по-новому рассмотреть лицо Кои, который тоже стал фантиком, – выброшенным Мияко.

– Во всяком случае, я не нашел женщины более подходящей, чем о-Суги. Если я подберу твой фантик, возражений не будет? – спросил Санки.

– Слушай, хватит этих шуток, а? Жрать охота! Давай покрутимся немного, поищем хоть какую-нибудь еду.

Санки замолчал. Но его на время забытый пустой желудок вновь напомнил о себе, и он почувствовал, что такое желудок нищего. Санки задумался о причинах происходящего и, естественно, снова вспомнил Фан Цюлань.

Ведь то, что происходит, это именно то, чего она хотела добиться в первую очередь.

Словно впившись глазами в ее лицо, он сосредоточенно прислушивался к бурчанию пустого желудка и шел туда, где раньше всегда еды было в изобилии.

И там не оказалось ни риса, ни овощей. Говорили, что провизия поступит из Нагасаки завтра – может быть. Чтобы наполнить пустые желудки сегодня, придется искать ее на другом конце города, а для этого надо будет пересечь опасный район, где можно нарваться на громил. Кроме того, не было уверенности, что и там найдется еда. Договорившись встретиться в бане, Санки на углу простился с приятелем и отправился на поиски еды.

41

Расставшись с Санки, Коя почувствовал, что больше не в силах терпеть голод. Страдал он и от отсутствия сигарет. На улице уже стемнело, и он был один. Возможно, в него уже целились изо всех щелей. Да уж, его брат совершил отчаянный поступок – скорее всего, причиной беспорядков стали пули Такасигэ. Ну и индийцев, конечно.

Вспомнив, что его судно с лесом стоит на рейде и некому его разгрузить, Коя вздохнул: «Ах, братец-братец, наделал ты дел…»

Одинокий рикша, похоже не слыхавший о революции, поравнялся с Коей и