Когда мой второй малыш, Раши, тоже показался «другим», я сказала себе: ничего страшного, я справлюсь с этим. Я больше не пыталась читать книги, а сразу отвела сына к специалисту по детскому развитию. Я думала, что второй раз будет легче плыть по бурному морю, но снова оказалась на неизвестной, пугающей территории. Раши был во многом не похож на Ашера. Ашер был безвольным, а Раши – жестким. Ашер плакал, когда трогали ступни его ног; Раши не плакал даже тогда, когда ему делали прививку в плечо. Если мы брали Ашера в такие места, где было много новых впечатлений, звуков и людей, он нервничал и плакал; Раши просто засыпал, где бы он ни был. Одно время я не вылезала от специалиста по детской физиотерапии.

К тому моменту как подоспел мой третий ребенок, осмотр у специалиста по детскому развитию стал для меня стандартной процедурой. Я была шокирована, услышав, что Шириел развивается нормально. Когда она начала ходить, у нее появилась ревность к старшему брату, которого водили на РТ (реабилитационная терапия). Ей было интересно, скоро ли она пойдет на эту процедуру.

В те годы я вела семинар «Как говорить с детьми…» Несмотря на то что у Ашера была дисфункция сенсорной интеграции (ДСИ), а у Раши в конце концов диагностировали синдром Аспергера (расстройство аутистического спектра), навыки, которым я учила родителей обычных детей, были так же полезны и для воспитания моих мальчиков. Позже я установила контакты с другими родителями, дети которых страдали от ДСИ и аутизма, и вела занятия для тех, кто имел дело с особыми детьми.

Чему я научилась – и у моих слушателей, и по своему собственному опыту, – так это тому, что основные принципы метода «Как говорить с детьми…» можно применять ко всем детям. Все дети хотят контактировать, все дети хотят, чтобы их понимали, и всем детям хочется рассказать, что они делают и как у них это получается. Проблема для тех из нас, чьи дети устроены иначе, состоит в том, чтобы разобраться в способах достижения всех этих благородных целей, и при этом не разочароваться или не обвинять детей в том, что они… скажем так, другие.

Представьте, что вы одна дома, читаете увлекательную книгу и наслаждаетесь чашкой чая. В это время без стука входит соседка, которую вы едва знаете. Она подходит слишком близко, смотрит вам прямо в глаза, начинает трясти ваш стул и громко восклицает: «Привет! Как дела? Что ты читаешь? Не хочешь сыграть в карты? Не могла бы ты сделать мне бутерброд? Ну, пожалуйста!»

Что вы почувствуете? Возможно, вы слегка испугаетесь. Как она вошла? Возможно, вас смутят ее вопросы. Вызовет раздражение громкий голос. Захотите ли вы выставить ее вон? Сомневаюсь, что вы, обнявшись, тут же пойдете вместе жарить сыр для бутерброда.

Это упражнение помогло мне определить некоторые вещи, которые так осложняют повседневную жизнь детей, устроенных иначе. Дети, чей организм нормально не обрабатывает сенсорные ощущения, такие как звук, свет, движение, прикосновения или вкус, могут быть перегружены этими ощущениями. Иногда даже взаимоотношения с собственными родителями могут восприниматься как насилие над его чувствами. Лучше найти место, где можно спрятаться от всех этих посягательств на чувства!

Это не значит, что такие дети не могут коммуницировать с людьми, но, возможно, нам придется над этим поработать.

По общему мнению, это может показаться невыполнимой задачей, особенно с ребенком, который, как кажется, пребывает в собственном мире и не собирается его покидать. Не трогайте меня, пожалуйста! Очень соблазнительно попытаться вытащить ребенка из его мира в наш. В конце концов, он должен научиться функционировать в среде, где люди разговаривают голосами, не похожими на шепот, или случайно толкают друг друга; где дети кричат и бегают на игровой площадке; где супермаркеты ярко освещены люминесцентными лампами и полны народа.

Проблема в том, что наш мир звучит неправильно для такого ребенка – слишком громко или слишком тихо, слишком много прикосновений, слишком много взглядов и слишком утомительно разбираться во всем этом. Прежде чем мы сможем надеяться на признание чувств, или налаживание сотрудничества, или решение проблемы, нам нужно установить связь.

ИНСТРУМЕНТ № 1:

Присоединитесь к детям в их собственном мире

В следующий раз, когда ваш ребенок будет выглядеть погруженным в собственный мир, вообще не интересуясь общением с вами или с кем бы то ни было, вам придется приложить усилия. Попробуйте лечь на пол (или присоединитесь к ребенку там, где он расположился) и погрузиться в его мир.

Например.

Если Анджела ложится на пол в тихой комнате, наблюдая, как ее пальцы отбрасывают тени на стену, вместо того чтобы звать ее («Анджела, поди сюда! Я почитаю тебе книгу!»), попробуйте лечь рядом и присоедините свои пальцы к театру теней на стене.

Если Питеру нравится обсуждать расписание поездов, разговаривайте с ним о расписании поездов.

Если Эван колотит по полу световым мечом, возьмите деревянную ложку и колотите по полу вместе с ним.

Если ваш ребенок предпочитает одиночество и чаще всего отказывается общаться с вами, трудно поверить, что сработает хоть какой-то метод. Мои слушатели были очень скептично настроены против моих предложений, но они хотели попытаться. Вот несколько историй.

Голова в палатке

Эйден проводил все свое время в палатке, играя с айпадом, если мы ему разрешали. Он залезал в палатку и оказывался в своем собственном мирке. Он не смотрел на меня, не разговаривал и не отвечал на вопросы, ион определенно не хотел со мной играть.

Всю последнюю неделю, когда он залезал в палатку, я подходила очень-очень тихо и постукивала по стенке. Это была просто ткань, так что стук был едва слышен. Я тихонько говорила: «Хочу посмотреть, как ты играешь». Я просто сидела в сторонке, снаружи палатки, и наблюдала.

Наконец я спросила Эйдена:

– В какую игру ты играешь? – И он ответил мне – совершенно удивительный факт! Он играл «в шарики».

Я сказала:

– О, можно посмотреть? – Это была маленькая одноместная палатка, но сын позволил мне просунуть туда голову.