свою партию, – партию драгомановцев, как были лавристы, бакунисты, чайковцы. Но он не умел и не хотел создавать кружков вокруг своей личности. И поэтому между ним и пестрой по составу русской эмиграцией всегда оставалось некоторое пространство.

Когда разногласия обострились, и Драгоманов резко разошёлся с руководителями влиятельных кружков, это пространство превратилось в пустоту. Ею был окружен Драгоманов в последние годы женевского периода своей жизни».

И действительно, его взгляды были недостаточно национальными и недостаточно социалистическими для его современников.

Как и народники, он отделял народ, то есть трудящихся, от «паразитов-эксплуататоров». Причём до такой степени, что записывал евреев в паразиты на теле украинского народа.

«…а) евреи представляют там элемент, не производящий ценностей; более или менее все они могут быть подведены под категорию купцов;

б) этих купцов слишком много, а потому содержание их слишком дорого обходится рабочим классам;

с) эти купцы выделяются из массы как более обособленная и… солидарная корпорация благодаря тому, что они вместе и сословие, и нация, и вероисповедное общество;

д) евреи… представляют особое общество, в котором… есть эксплуатируемые и эксплуатирующие…;

е) евреи… представляют класс людей, использующих религию, которая […] считается низшею, едва терпимою, чем и объясняются первоначальные ограничения их гражданских прав», – писал он.

Против Черты оседлости Драгоманов выступал просто потому, что она порождала скученность этого неисправимого населения в западных губерниях и не давала его расселить в другие части империи, чтобы не было такого сосредоточения в одном месте. Когда после цареубийства прошли еврейские погромы, он, конечно, не восхищался насилием, но высказался о погромщиках с пониманием:

«Есть местности, особенно в селах, где еврей и капиталист-эксплуататор и его помощник сделались синонимами для украинского населения (как и для румынского, белорусского, польского). В этих местностях понятия эксплуататор и жид на народных языках стали синонимами».

В своем труде «Еврейский вопрос на Украйне» («Вольное слово», №№ 41 и 45,1882) он употребляет слова и «еврей», и «жид» и упрекает тех евреев, которые представляли пострадавших от погромов невинными жертвами.

И если Драгоманов изо всех сил пытался соблюдать приличия (у него это не всегда получалось), то его сестра Ольга, она же поэтесса Олэна Пчилка, не стеснялась в выражениях от слова «совсем» и стала эталоном украинского антисемитизма вплоть до торжества геноцидного подхода к еврейскому вопросу, особенно ярко выраженному в деятельности обоих крыльев ОУН (запрещено на территории РФ).

С сочувствием он отнесся и к цареубийцам, написав очерк о Желябове. Но при этом он не был сторонником свержения монархии как самоцели революционного движения. В 1889 г. Драгоманов писал:

«Мы, конечно, не ставили в число требований наших республиканской формы государства, так как вопрос о форме этой не ставится жизнью во многих, и более развитых, чем Россия, странах и вообще есть дело второстепенное по сравнению с существенными политическими правами: лиц и самоуправления, по части которых в иных отношениях некоторые современные монархии, напр., английская или бельгийская, дают больше простора и гарантий, чем, напр., республика французская».

Последние годы своей жизни Драгоманов провёл в Болгарии, где преподавал историю в Софийском университете. Там он и скончался 2 июля 1895 года.

Посмертная судьба его сложилось странно. И националисты, и либералы, и социалисты с коммунистами считали его наследие, состоящее более чем из двух тысяч трудов, не совсем своим, но не могли проигнорировать, ибо для всех в его наследии находилось что-то привлекательное.

Черниговский пророк Михаил Коцюбинский

17 сентября 1864 года в Виннице появился на свет Михаил Михайлович Коцюбинский. Его никак невозможно убрать из учебников и хрестоматий, и при этом нельзя поместить ни к «убеждённым борцам за независимость Украины», ни к «украиножерам и глашатаям великорусского шовинизма».

Матерью его была Гликерия Максимовна, урождённая Абаз, дочь дворянки, а отцом – мелкий чиновник Михаил Матвеевич, страдавший любовью к выпивке. Родителю часто приходилось по службе переезжать с места на место в пределах Подольской губернии, и детство Михаила-младшего проходило то в сёлах, то в местечке Бар. Там его отдали в начальную школу (1875–1876). В 1876–1880 годах Коцюбинский учился в духовном училище в Шаргороде.

Считается, что именно тогда, под впечатлением от творчества украинских литераторов, в первую очередь конечно же Шевченко, он захотел стать писателем. После окончания Шаргородского духовного училища в 1880 году Коцюбинский поехал в Каменец-Подольский, намереваясь учиться в местной духовной семинарии, но эта мечта не осуществилась. Более поздние исследователи намекают, что Коцюбинский ехал поступать в университет, но никаких следов этого стремления архива и мемуарная литература не сохранили.

Коцюбинский

Зато известно, что он уже в юном возрасте сочувствовал народникам. И это неудивительно, сам не мог определить точно своё сословное происхождение, жил среди крестьян и мещан, а главное – мода среди тогдашней молодёжи на участие в просвещении и помощи бедным труженикам. В 1881 году семья Коцюбинских вернулась в Винницу, а год спустя Михаил «попал под раздачу» – арестован за связь с народовольцами (была такая профилактическая кампания после цареубийства), но быстро был отпущен за недостатком улик, а после освобождения взят под надзор полиции.

А дальше к надзору прибавилось тяжёлое материальное положение семьи: мать ослепла, а в 1886 году умер отец. Ответственность за семью из восьми человек легла на плечи Михаила. В 1886–1889 годах он давал частные уроки и продолжал учиться самостоятельно, а 1891 году, сдав экзамен экстерном при Винницком реальном училище на народного учителя, работал репетитором.

Печататься Коцюбинский начал в 1890 году – лембергский детский журнал опубликовал его стихотворение «Наша хатка». В том же году побывал в Галиции, установив контакты с местными литераторами и издателями, в частности Иваном Франко. Поездка положила начало постоянному сотрудничеству Коцюбинского в тамошних изданиях. Она же сподвигла его на написание повести из жизни карпатских горцев «Тени забытых предков», экранизированной Сергеем Параджановым.

Другой экзотический регион, отражённый в творчестве Коцюбинского – Бессарабия. В первой половине 1890-х он служил в т. н. Одесской филлоксерной комиссии – учреждении, боровшемся с вредителем винограда. Так появился цикл молдавских рассказов: «Для общего добра», «Пекоптьор», «Дорогой ценой».

Как раз в это время происходит событие, круто поменявшее его жизнь – Михаил сближается с «Братством тарасовцев».

Была такая тайная организация представителей агрессивного украинства, в отличие от модных в то время малороссийства и аполитического украинофильства. Основано летом 1891 года группой харьковских студентов, посетивших могилу Тараса Шевченко в Каневе. К основателям Братства принадлежали Виталий Боровик, Борис Гринченко, Иван Липа, и будущий основоположник украинского экстремизма Николай Михновский.

Кроме культуртрегерской деятельности (расширение употребления украинского языка в семье, организациях, школах, культивирование идей