за Чертой оседлости, и в городах жили только тщательно отобранные на правожительство иудеи). Национальный вопрос на бытовом уровне не стоял ни в городах, ни в сельской местности, где великорусские и малорусские села прекрасно уживались со времён заселения края при первых Романовых.

Еще в первой половине XIX века здесь на «народном языке» писали действительные статские советники – ректор университета Пётр Гулак-Артемовский и местный земельный магнат, брат губернского предводителя дворянства Григорий Квитка (Основьяненко).

Никаких сомнений в благонадежности у центральной власти не вызывали: служили ревностно, были преданы Царю и Отечеству. Более того, сам Александр I гостил неоднократно в усадьбе Квиток, а его брат Николай с удовольствием посещал и университет, и созданный Квиткой-Основьяненко институт благородных девиц. Агрессивные польские влияния до этих мест не доходили, а многие местные обыватели по праздникам надевали медали за подавление восстаний 1831 и 1863 года.

Так что местная разновидность украинства справедливо виделась и наверху и губернской общественностью, сначала как барская блажь, а потом как харьковская специфическая форма народничества. А как ещё общаться с автохтонными пейзанами? Не по-французски же!

Историей и этнографией края занимались уважаемые профессора и бессменные гласные городской думы Дмитрий Багалей и Николай Сумцов (кто ж мог даже помыслить, что в 1917 году они украинизируются!).

Предприниматель Алексей Алчевский с супругой рассматривали украинство скорей как хобби. Студенты, увлекавшиеся национальным колоритом, разъезжались по окончании университета и технологического института в родные края и там за границами губернии проявляли свои наклонности. Так что иммунитета нет, а среда не враждебная.

Более того, на взращённом народниками чувстве вины перед бедным и необразованным народом в местной интеллигенции росла и неловкость за то, что она не говорит с народом на родном языке. Любой проходимец или маньяк мог запросто упрекнуть уважаемых профессоров и заводчиков в отрыве от корней и предательстве родной почвы. И такое пугало явилось в Харьков.

В 1899 году, когда вся Россия отмечала столетие Пушкина, в Харьков переселяется 26-летний юрист Николай Иванович Михновский. Двухметрового роста, с дипломом университета св. Владимира и вполне терпимыми манерами.

Причиной отъезда Михновского из Киева стал скандал отнюдь не политического свойства, не членство в «Братстве Тарасовцев» с 1891 года, а выходящая за всякие рамки «аморалка». Он увёл из семьи жену своего начальника А. Д. Фурмана, привёз в небогатое село на Полтавщине, где его отец был приходским батюшкой. Там она заскучала и решила вернуться в прошлую жизнь. Ещё бы, ведь она была еврейкой, а в семье Михновских разговоры «о жидах» были в порядке вещей!

С тех пор известны многие романы Михновского, так и не окончившиеся даже длительным сожительством, а сексуальная озабоченность очень способствует укоренению внутри разлагающейся личности радикальных идей.

Украинство не было уголовно наказуемым, в худшем случае власть может оштрафовать за незаконную литературу. Ведь ни к рабочим беспорядкам, ни к крестьянским бунтам, ни тем более к террору эти идеалисты не призывали. Ну, ездят в австрийский Лемберг, печатают и зарабатывают там что-то, так ведь эта макулатура там и остаётся.

Ещё в Киеве Михновский сформулировал «Credo молодого украинца», в котором провозгласил своей целью борьбу за «самостоятельную суверенную Украину, соборную, единую и неразделённую, от Сана до Кубани, от Карпат до Кавказа, свободную среди свободных, без пана и хама, без классовой борьбы, федеративную по своей сути».

Полиция считала его «крайним по убеждениям с грубыми и совершенно несимпатичными методами и формами и направлением безусловно антигосударственным», но почему-то не трогала.

В Харькове Михновский сначала стал помощником присяжного поверенного, а потом открыл и свою адвокатскую контору. Он снимает жильё в фешенебельном районе, возле Коммерческого клуба.

У Михновского в Харькове появляется, как бы теперь сказали, «крыша». Помимо юридической практики он становится секретарём богатой вдовы и меценатки Христины Даниловны Алчевской. Незадолго до банкротства и самоубийства её супруг поставил у себя в саду памятник Шевченко. Он, конечно же, исчез после продажи огромного дома. Алчевская открывала воскресную школу, власти ее то закрывали, то поддерживали. Двое детей ее под влиянием Михновского ударились в украинство. Но и сама мадам, и ее отпрыски в экстремизме лично не были замечены. Разве что в том, что ввели Михновского в приличные харьковские дома.

Уже в начале 1900 года студенческая общественность под его руководством дала в Харькове праздничный концерт, посвящённый 100-летию «Энеиды» Ивана Котляревского. В феврале того же года Михновский выступал перед участниками Шевченковских праздников в Полтаве и Харькове, призывал к вооружённой борьбе за права украинского народа. Участники сборищ встретили этот призыв скептически, но, тем не менее, среди слушателей находилась молодёжь, которая восторженно слушала речи этого экзальтированного оратора. Когда в Полтаве Михновского захотели представить знаменитому литератору Владимиру Короленко, то украинский радикал заорал: «Я ренегату руки не подаю!»

Михновский

Когда в январе 1900 г. в Харькове создавалась на базе студенческих кружков Революционная украинская партия (РУП), её руководители предложили Михновскому обобщить свои идеи в отдельной брошюре. Она появилась в том же году под названием «Самостійна Україна» и была издана во Львове-Лемберге тиражом 1000 экземпляров. Малороссийская интеллигенция приняла этот манифест крайне враждебно: уж что-что, а погромные настроения в её среде ещё не приветствовались. Кроме того, она не содержала никакой социальной программы, тогда как члены РУП тяготели в массе своей к социализму. В результате Михновского обвинили в шовинизме и чрезмерном радикализме.

А позиция эсдеков была позднее высказана в газете «Искра»: «Первой официальной брошюрой Украинской Революционной Партии била дико-шовинистическая «Самостійна Україна» (Независимая Украина). На ней не так отразился шовинизм партии, как шовинизм её автора, который, к слову сказать, к партии никогда не принадлежал».

Николай Михновский в конце 1900 года, в ответ на запрет официальной власти сделать надпись на украинском языке на памятнике Котляревскому в Полтаве, от имени той же РУП написал «открытое письмо министру Сипягину», которое заканчивалось словами:

«Украинский народ должен сбросить господство чужеземцев, поскольку они выжигают душу самой нации. Должен добыть себе свободу, даже если зашатается от этого целая Россия! Должен добыть себе освобождение от рабства национального и политического, даже если прольются реки крови! Ата кровь, которая прольётся, падёт как народное проклятье на вашу голову, господин министр, и на головы всех угнетателей нашего народа».

Замечу, что Сипягин будет убит эсерами, и это письмо никто угрозой не посчитал. Никто не обратит почему-то внимание и на то, что Михновский выскажется о возможности террористических методов борьбы.

В 1903 году Михновский создаёт свою Украинскую народную партию, для которой он написал «Десять заповедей УНП». Не поленимся