окован в железы, а затем занимался проверкой духовенства на соответствие их моральному и академическому уровню занимаемой должности и увещевателем отступников от православия. Причём проверял с особым рвением.

Иероманах Арсений «пытал ярославского игумена Трифона, старца 85 лет, и пытал до того, что Трифон умер. Ярославский преосвященный подал жалобу в Святейший Синод.

Святейший Синод решил по этому делу, чтобы впредь духовных особ пытали бережно».

По смерти Анны Иоанновны Арсений отказывался присягать и Бирону как регенту, и Елизавете Петровне. Между этими «уходами в отказ» он успел стать тобольским митрополитом. Тем не менее, увёртка от присяги никак не отразилось на карьере и жизни блаженнейшего: в 1742 году он неоднократно произносил проповеди во время коронационных торжеств, а затем был переведён в Ростов, причём получил звание члена Святейшего Синода.

Так он и жил припеваючи до тех пор, пока Екатерина II не решила секуляризировать церковную собственность. В Неделю Торжества Православия, до подачи своих прошений в Синод, митрополит Арсений на богослужении к остальным анафемам против еретиков прибавил «анафему, обидчикам церквей и монастырей». Императрица Екатерина узнала о поступках Арсения и назвала его: «лицемером, пронырливым и властолюбивым бешеным вралем».

Остальные члены Синода поддержали государыню как главу церкви и присудили Арсения извергнуть из архиерейского сана, расстричь из монашества, а затем предать суду светскому, согласно которому, за оскорбление её Величества Арсения должны были казнить смертью.

Приговор Синода был послан Екатерине. Императрица, как об этом сказано в указе синодском, «по великодушию и милосердию своему природному», соизволила освободить Арсения от суда светского и истязания, а повелела оставить ему один только монашеский чин и сослать его в отдалённый монастырь под присмотр настоятеля.

Но и там неугомонный монах продолжил диссидентствовать, осуждая уничтожение Иоанна Антоновича и казнь его неудавшегося спасителя Мировича. В 1767 году Арсений был расстрижен из монашества в крестьяне и посажен в Ревельскую крепость (ныне – парламент Эстонии) под именем «некоего мужика» Андрея Враля. Там он и окончил свои дни.

28 июня 1918 года Всероссийским Поместным Собором, как лишённый святительского сана по политическим мотивам, был восстановлен в архиерейском достоинстве, а в 2000 году причислен к лику святых.

Дурная болезнь харьковского студента

Но между митрополитом Арсением и рождением первой жертвы русской авиации чуть более века.

Родился Лев Мациевич 13 января 1877 года в местечке Александровка Чигиринского уезда Киевской губернии (ныне пгт Александровка на Кировоградщине) в многодетной семье «русифицированных украинских дворян», как пишет историк авиации Валентин Сандул. Из девяти детей Макара и Татьяны Мациевичей только двое пережили родителей. При этом двое умерли в младенчестве, Лев погиб в небе, а остальных, кроме Оксаны Макаровны, забрала чахотка в разном возрасте.

Лёва почти ежедневно приходил к отцу на завод, бывал в цехах, присматривался к принципу работы оборудования, расспрашивал техников и рабочих о строении станков. Дома сам мастерил модели водяных машин и демонстрировал их перед семьей и сверстниками. Любимыми писателями будущий авиатор считал Майна Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна.

Он был учеником 3-й киевской мужской гимназии, что на Подоле, выделялся там математическими способностями все девять лет (1886–1895) учёбы. И хоть гимназию окончил без отличий и наград, но затем легко выдержал конкурсные экзамены в Харьковский практический технологический институт на механическое отделение. Увлекся он естествознанием и прикладными науками, фотографией и ежедневным чтением художественной и технической литературы.

Харьковское же студенчество было к началу последнего царствования, мягко говоря, не самой здоровой средой.

В 1902 году врач-инфекционист Владимир Фавр провел опрос среди 1292 харьковских студентов (половина от всех студентов светских вузов). 67 % из них начали половую жизнь еще до 17 лет, то есть в гимназии или реальном училище, 8 % – до 14 лет. Причем гимназисты в среднем на год раньше реалистов. 47,2 % студентов переболели триппером, 10,8 % мягким шанкром, 6,9 % заразилось сифилисом. Основной источник заражения – дома терпимости, реже – проститутки-одиночки и прислуга. 64,1 % харьковских учащихся высшей школы занимались онанизмом, причем наиболее часто (70 %) – выходцы из духовного сословия и окончившие семинарию.

В 1910 г. на базе этого опроса вышла брошюра «К вопросу о половых сношениях, о венерических болезнях и онанизме учащейся молодежи».

Дурные болезни и порочные наклонности в ту пору передавались не только половым путём, но и посредством агитации.

Эпидемия народничества уже выдохлась, его более лёгкая форма в виде кадетизма только укреплялась, а наиболее опасная – социал-революционная – проявит себя тогда, когда Мациевич уже не будет студентом.

Теракт в харьковском саду Тиволи пройдёт уж точно без его участия. Позднее Льва Макаровича будут всячески приписывать к эсерам, но никаких следов его сотрудничества с ними не нашли ни охранка, ни историки.

Будущий инженер подхватил в Харькове новую заразу, никак не описанную доктором Фавром – украинский национализм. Им Мациевича заразил однокурсник Гнат Хоткевич.

Их манил украинский театр, они любили пьесы Марка Кропивницкого и Ивана Карпенко-Карого, входили с 1899 года в кружок «Студенческая громада». Там абсолютно русскоязычный Лёва стал Левком и овладел мовой фактически с нуля. Разговаривал и переписывался ней он не только с единомышленниками, но с женой, родственниками, которых также приобщил к отечественной культуре. Не мог он стоять в стороне революционного движения в обществе.

Мациевич участвует в театральном кружке Хоткевича. Они ставят пьесы Ивана Котляревского «Наталка Полтавка», Григория Квитки-Основьяненко «Сватання на Гончарівці» и инсценировку «Кайдашева сім’я» по роману Ивана Нечуй-Левицкого. Когда в Харьков приезжают труппы Садовского, Кропивницкого или Старицкого, члены кружка участвуют в их спектаклях на второстепенных ролях.

Например, Мациевич играл в массовке в знаменитой пьесе Михаила Старицкого «За двумя зайцами». Его сестры (старшие Мелитина и Александра и младшая Оксана) составили основу «женской украинской громады» и входили в театральный кружок Хоткевича.

Вместе с Дмитрием Антоновичем и Мыколой Русовым Мациевич был делегатом Второго всеукраинского студенческого съезда в Киеве августе 1899 года. После окончания этого мероприятия поехал за границу, во Львов, в командировку от Громады, чтобы напечатать воззвание и постановления съезда.

Вскоре в Харькове поселяется не просто любитель народной культуры, но убеждённый националист и ксенофоб Николай Михновский. Под его влиянием Мациевич становится учредителем первой политической украинской партии в Российской империи – Революционной украинской партии (РУП).

Однако в 1901 году ректор Харьковского технологического института императора Александра III профессор Шиллер исключил 213 студентов за участие в массовых беспорядках. Среди них был и Лев Мациевич. Были также уволены преподаватели, лаборанты, которые выразили письменный протест против произвола администрации (21 человек).

Будущего авиатора направили в Севастополь под надзор полиции. Только после многомесячных ходатайств ему разрешили сдать выпускные