Сольгре, и сомкнувшиеся на горле незримые пальцы слегка ослабили хватку, давая возможность вздохнуть. Во взгляде наставника не было ни торжества, ни осуждения. В глазах бывшего странствующего юноше мерещились та же боль и та же растерянность, которые сейчас испытывал он сам. Пожилой маг едва заметно наклонил седеющую голову, поймав взгляд подсудимого. Словно теплая ладонь ободряюще коснулась плеча.

В самом деле, отчего он уже сам себя приговорил?! Почему ссутулил плечи?..

«Твою светлость, держись, ты же прав!» – эта мысль хлестнула по лицу, не хуже пощечины приводя в чувство. Арко выпрямился, заставил себя смотреть вперед.

Три…

Краем глаза он видел лицо Антары – совершенно белое, только веки покраснели и отекли так, словно девушка была нездорова. На голове Амата, слегка прикрытая волосами, красовалась повязка, на скуле цвел внушительный кровоподтек. Твою светлость, сколько же отчаяния, сколько страха вложила в удар крестьянка?..

Волшебника едва ощутимо подтолкнули в спину, скрипнули под подошвами деревянные ступени. Вот и все, теперь он стоял в шаге от отца. Арко отвесил глубокий поклон и замер. Он стоял спиной к толпе, но чувствовал, что люди тоже замерли, затаили дыхание, ожидая чего-то.

Поднявшийся следом за ним стражник надавил на плечи, заставляя преклонить колени. Арко не сопротивлялся, пожалуй, даже если бы его не заставили, он все равно опустился бы на помост: ноги вдруг ослабели, тело переставало слушаться. Кажется, расстояние до помоста отняло последнюю решимость. А потом граф заговорил спокойным, бесцветным голосом, от которого захотелось зажать уши.

– Баронет Орвик Анней, известно ли тебе, что феодал обязан защищать людей, проживающих на его земле?

– Да, господин, – подтвердил юноша, глядя в плохо оструганные доски.

– Тем страшнее выглядит твое преступление. Три дня назад ты силой попробовал добиться благосклонности Антары из Аннея. Когда твой брат, Тэйм, встал на ее защиту, ты обратил против него свой меч! Есть ли тебе, что сказать в свое оправдание?

Медленно, шаг за шагом, подступала бездна. Она надвинулась разом отовсюду, и деваться от нее было некуда. Сзади – ненавидящие взгляды толпы, по бокам – стражники, впереди… впереди стояли три человека, смотреть на которых не было сил. Несколько мгновений Арко оцепенело молчал, а потом пришла спасительная злость. На себя, на людей, прожигающих спину полными осуждения взглядами. И, наверное, впервые в жизни – на отца.

Ложь! Немыслимая, отвратительная ложь! Их всех обманули: отца, людей, собравшихся здесь… А он, будущий граф Сигвальд, молчит, словно, и правда, виновен!.. Твою светлость, какой-то ублюдок успел донести о том, что произошло на пути из трактира, не то перепутав их с Аматом, не то нарочно солгав. Сейчас все станет понятно! Проклятье, но неужели отец поверил в эту демонову околесицу? Почему он поверил?!

Перед глазами прояснилось, только вот голос подвел, прозвучав сипло и отрывисто.

– Оправдание?.. – с трудом выговорил он. – Оправдываться – удел виновных! А я не совершил ничего, что порочило бы мою честь!

Взгляд Рене Сигвальда не изменился. Остался мучительно холодным, как Траурная зима.

– Значит, ты отрицаешь, что виновен в упомянутых преступлениях?

Возмущенный ропот за спиной, боль в сжатых до синевы пальцах.

– Отрицаю!

– Тогда ответь, как все было на самом деле?

Небо, а ведь граф, наверное, сейчас тоже надеется… Боится верить, но больше всего на свете хочет, чтобы вся эта история оказалась ложью! Чтобы его сыновья не совершали подобной мерзости! Но бесы, Амат ведь действительно… И что, взять сейчас и донести на собственного брата?!

Арко стоял, стиснув зубы, и не мог заговорить. Ропот за спиной нарастал, на лице графа начало проступать нетерпение. И тут подал голос Амат.

– Господин барон, зачем спрашивать нас? Пусть расскажет Антара! – он говорил, чуть задыхаясь, смотрел под ноги. А ему же страшно!.. Антара не из тех, кто будет лгать или умалчивать о чем-то, она расскажет все. Амату страшно, но он все равно готов ответить перед законом. Нет, что бы там ни творил упившийся виконт Агнара, он хороший и честный человек. А ошибки совершают все.

– Что ж, пусть так и будет! Антара из Аннея, готова ли ты говорить правду перед богами и людьми?

Арко перевел взгляд на девушку. Что это за жуткая гримаса на застывшем бледном лице? Боль? Отчаяние? Вина? Но почему?! Крестьянка бросила затравленный взгляд куда-то вверх, где между зубцами крепостной стены ослепительно сияло весеннее небо.

– Я… я не… Я подтверждаю виновность Орвика Аннея в названных вами преступлениях! – прозвучал ее шепот, показавшийся Арко рокотом горной лавины. Столь же страшно и столь же смертоносно… Последнее, что слышит незадачливый путник, рискнувший пошуметь в горах.

– Громче. Люди тебя не слышат! – Оглушенный Арко едва разобрал слова.

А может… может, это все же какая-то ошибка? Может, вот сейчас она скажет правду?..

– Орвик Анней виновен! – выкрикнула крестьянка, безуспешно пытаясь скрыть текущие по щекам слезы.

Виновен, виновен, виновен… – эхом продолжало звучать в опустевшем сознании.

Как же ты?.. За что?!

Арко не то что возражать, дышать толком не мог. Словно весь воздух у него забрали. Если бы, и правда, воздух!.. Но у Арко Сигвальда забрали куда больше. Ничего, ничего не оставили! Его честь, его имя, его веру в людей. А больше у него ничего и не было.

И когда приговор прозвучал, юноша, которого называли Орвиком Аннеем, окончательно и бесповоротно понял: это навсегда. Больше ничего не будет, потому что его самого не существует с этой секунды.

– Многие думают, что после Войны Огня богиня справедливости Хайрана[6] оставила Эверран. Что те, кто держит в руках власть, могут безнаказанно творить преступления, и управы на них не найдется. Я хочу, чтобы вы знали!.. Этого не будет. На моей земле – не будет! Перед законом и справедливостью все равны, пусть это запомнит каждый. Орвик Анней, отныне ты лишаешься права наследовать титул и землю, а также приговариваешься к изгнанию. До полудня сегодняшнего дня ты должен покинуть Анней. Если ты появишься здесь снова, то будешь казнен! – слова звучали издалека, словно через толстый набивной подшлемник.

Великие боги, дайте сил проснуться! Пожалуйста, ну, пожалуйста! Я ни о чем больше не попрошу…

Его поднимают с колен, но стоять немыслимо трудно, ноги онемели… Толпа уже не шепчет, она ревет, как огромный, страшный зверь. Так громко, невыносимо громко. Столько ненависти!.. За что?! Он делает шаг, повинуясь рукам стражников.

Отступившая было бездна снова оскалила хищную пасть, но теперь юноше нечего ей противопоставить. Ни злости уже не было, ни даже боли. Только пустота. Мир утратил направления, выцвел, как старая тряпка. Кажется, его куда-то