— Киран, а ну пойди сюда! — скомандовала она, собирая свой выводок вокруг себя и явно не желая, чтобы дети контактировали с Эйденом. Она то и дело бросала на Эйдена быстрый взгляд, и в эти мгновения в её глазах я видела страх. Вероятно, она решила, что после пережитого Эйден и сам превратился в непонятное чудище, а может, считала, что он представляет опасность для детей, неся на себе печать своего мучителя-педофила.

Пока она разбиралась с детьми, не позволяя им приближаться к нам, я была не в состоянии оторвать глаз от неё и от тугого хвоста, в который она так старательно убрала свои засаленные волосы, что кожа на лице вся натянулась и лоснилась, как полированная. Поведение детей оставляло желать лучшего, и она не стеснялась отпускать в их адрес крепкие словечки.

— А кто ты, собственно, такая?!

В помещении вдруг стало очень тихо, а пожилой мужчина, сидевший по соседству, опустил газету на колени и уставился на меня. Вообще-то я не планировала говорить этого вслух, а если и планировала, то уж точно не с такой язвительной интонацией, какая вышла. Просто рассматривая эту женщину, я диву давалась, как такое могло случиться, что ей повезло иметь нормальных, здоровых детей, а на долю моего сына выпали столь адские «приключения».

— Что-что, милочка? — удивлённо спросила она своим противным надтреснутым голосом.

— Я говорю, что в тебе такого особенного? За что тебе это всё?

— Ты чё, подруга, кукухой двинулась?!

Я отвернулась и стала насупленно рассматривать медицинские брошюры и плакат о болезнях сердца. В этот момент из-за двери кабинета выглянул доктор и назвал моё имя. Мы с Эйденом встали и направились к кабинету, и, проходя мимо женщины, я изо всех сил старалась не смотреть на неё.

— Я вообще-то хотела просто тебя поддержать, овца ты убогая, — вполголоса пробормотала она — ну да, ну да, вполне в духе британской общественности. Поддержку они выражают, понимаешь, а ты их ещё и благодари, будь любезен… Тут малыша похитили и десять лет истязали — а они, видите ли, опечалены! Ну допустим, и дальше что? Напечалившись всласть, они вдруг где-то встречают этого самого мальчика с мамой и просто считают своим долгом засвидетельствовать, сколь велика их печаль. Охренеть, да?! Да-да, всё это крайне печально и невообразимо ужасно, спасибо за сочувствие. И не дай тебе бог среагировать без должной смиренной благодарности — будешь тотчас послана вместе со своим сыном далеко и надолго. Иди в жопу, и так тебе и надо.

Ничто так не переменчиво, как настроение публики, и причина его непостоянства в том, что это средства массовой информации диктуют всем, как им думать и что чувствовать. Именно поэтому в различных «шоу талантов» так обильно используется музыкальное оформление, несущее сильнейший эмоциональный заряд и подобранное именно таким образом, чтобы заставить тебя почувствовать боль и разбить тебе сердце в тот момент, когда очередному одарённому конкурсанту не удаётся пройти в следующий этап. Именно поэтому во время исполнения грустной песни или рассказа о трагической истории участника на экране всегда демонстрируются крупные планы готовых зарыдать зрителей. Все это делается вполне намеренно, и цель одна: обеспечить продажи. Что бы ни было объектом торговли — автомобиль, стиль жизни или газета, вы покупаете не столько сам товар, сколько историю, рассказанную о нём, вот в чём соль. И в тот момент, когда эта женщина вывела меня из себя, случилось так, что я вдребезги разбила ту историю, на которую она купилась, и заставила её задуматься над тем, во что она поверила.

Впрочем, я не возмущалась по поводу того, что люди покупались на историю про Эйдена, и не особо переживала насчёт их печали относительно трагического поворота в его жизни. Что меня бесило, так это ожидание идеального поведения с моей стороны, и стоило мне сделать что-то не столь образцово-показательное, вся их печаль незамедлительно испарялась. Ух, как я негодовала по этому поводу! Я переживала болезненный период и имела полное право и срываться, и совершать ошибки, и вообще делать всё, что бы ни пришло в голову. Я человек, а не персонаж выдуманной истории, но мир об этом совсем позабыл.

Проходя мимо той женщины на пути к кабинету врача, я успела передумать и всё это, и многое другое. Всё тело пропиталось жуткой усталостью, и я задавалась вопросом, когда же всё это закончится и я смогу вернуться к нормальной жизни — если, конечно, вообще смогу.

— Здравствуй, Эмма, как твои дела? Привет, Эйден! — Она не подала и вида, что меня весьма обрадовало. Доктор Фиона Уотсон наблюдала меня практически с рождения, став некой постоянной величиной в моей жизни, хоть и в чисто медицинском плане. Мама с Фионой не были друзьями, но питали друг к другу взаимное уважение, и мама была бы рада знать, что Фиона взяла на себя руководство клиникой после её смерти.

— Да в общем всё так, как и должно быть.

— Я сожалею о том, что тебе пришлось испытать, но в любом случае очень рада снова видеть Эйдена! — Она улыбнулась Эйдену, но тот никак не отреагировал. Она опустила глаза и больше этой темы, к моей радости, не касалась.

Осмотрев меня самым тщательным образом, доктор Уотсон вздохнула:

— Давление у тебя высокое. Когда Эйден… В общем, после наводнения у тебя такие же проблемы были. Думаю, это опять на фоне стресса. Я пропишу те же таблетки, что ты тогда принимали, они безопасны для беременных. Как малышка себя ведёт, пихается?

— Не то слово, та ещё брыкунья! — сказала я. — Но в остальном вроде всё в порядке.

— Ты была у акушерки? К родам всё готово?

— Я несколько месяцев назад сдавала кровь на анализ, и мы заодно всё обсудили. А на прошлой неделе всё так закрутилось…

— Хорошо, что ты ко мне пришла, — кивнула она, что-то нацарапала в блокноте и оторвала верхний листок. — Постарайся расслабиться насколько возможно. Понимаю, в твоей ситуации это непросто, но это очень важно. Джейк заботится о тебе?

— Да, конечно, — улыбнулась я. — Он просто молодчина!

Она кивнула:

— Я очень тебе сочувствую. Если… — Она осеклась, и я заметила, как желание остаться в профессиональных рамках борется в ней с иными чувствами, естественными для встречи с человеком, которого знаешь более тридцати лет. — Если тебе что-нибудь будет нужно, я рядом.

Я поблагодарила её и поспешила прочь из офиса, опасаясь, что снова начну плакать. Эти рыдания уже осточертели.

Когда я выходила из клиники, женщины с детьми уже не было, но добравшись до парковки и своего «Фокуса», я обнаружила, что всю боковину машины украшает свежая царапина.

По дороге в аптеку я с трудом держала себя в руках, заставляя себя рулить спокойно и не поддаваться зову адреналина, струящегося по венам, который требовал прибавить газу. Вообще-то я всегда водила осторожно, но когда была на нервах, единственное, чего мне хотелось — это вдавить педаль газа в пол и уйти за горизонт на максимальной скорости. Но с Эйденом в машине этот вариант был исключён.